автори

1427
 

записи

194062
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Egor_Peretz » Егор Перетц. Дневник - 7

Егор Перетц. Дневник - 7

25.01.1880
С.-Петербург, Ленинградская, Россия

25 января

 Ровно в час цесаревич вошел в кабинет великого князя, где я находился минут около десяти для предварительных объяснений. Поздоровавшись с наследником, великий князь предложил идти в залу Совещания, и мы отправились. Когда уселись, великий князь Константин Николаевич с замечательными подробностью и беспристрастием воспроизвел все суждения, бывшие третьего дня, и заключил их тем, что Совещание, не признавая удобным издать проект к 19 февраля, находит его, однако, в общих чертах полезным; поэтому проектированные правила, по некоторой разработке их, могут пригодиться в близком будущем: не сегодня, так завтра.

 "Я не разделяю этого взгляда,-- решительно сказал цесаревич. -- По моему мнению, проекта не нужно издавать ни сегодня, ни завтра. Он есть, в сущности, начало конституции, а конституция, по крайней мере надолго, не может принести нам пользы. Выберут в депутаты пустых болтунов-адвокатов, которые будут только ораторствовать, а пользы для дела не будет никакой. И в западных государствах от конституции беда. Я расспрашивал в Дании тамошних министров, и они все жалуются на то, что благодаря парламентским болтунам нельзя осуществить ни одной действительно полезной меры. По моему мнению, нам нужно теперь заниматься не конституционными попытками, а чем-нибудь совершенно иным.

 Я думаю так потому, что со всех сторон слышу о том, что происходит в наших выборных учреждениях. Земские собрания и городские думы бездействуют; очень часто заседания не могут состояться за неприбытием гласных. При такой апатии общества нельзя ожидать выбора толковых и полезных людей".

 "Выборные учреждения наши действуют, конечно, не блестяще. Но не их вина в этом,-- возразил великий князь. -- Недоверием своим и придирками правительство сделало все возможное, чтобы воспрепятствовать правильному развитию земства. Понятно, что все порядочные люди устраняются от деятельности в нем. Но я уверен, что коль скоро правительство вновь обратит на земство должное внимание и окажет доверие ему, то изменится и нынешняя его обстановка".

 После небольшой паузы начал Маков: "Ваше высочество изволите обвинять правительство, укор этот упадает главным образом на Министерство внутренних дел. Поэтому я считаю обязанностью сказать несколько слов в его оправдание. Если и бывали иногда ошибки со стороны министерства, то они были невольные. Мы всегда относились сочувственно к земству и вообще к выборным учреждениям. К сожалению, заботы министерства не увенчались успехом. Его императорское высочество государь наследник цесаревич совершенно прав, говоря, что выборные учреждения наши бездействуют. В теории земство, городские думы и все вообще учреждения общественные -- прекрасны; на деле же от них очень мало пользы. Смею уверить, что разные отрасли управления идут несравненно лучше там, где нет земства. В виде примера я могу привести дело предупреждения и прекращения заразы на скот. В западных губерниях, где нет земства, дело это идет несравненно успешнее, нежели в великороссийских губерниях".

 Великий князь улыбнулся, но не сказал ничего. В свою очередь Валуев произнес приблизительно следующее: "Действительно, ваше императорское высочество, выборные наши учреждения не могут считаться, по крайне мере в настоящее время, удовлетворительными. Будучи в шестидесятых годах министром внутренних дел, я имел счастье представить окончательно на высочайшее воззрение государя императора предположения о предоставлении местным учреждениям заведывания собственными их делами. Предположения эти, по обсуждению их в Государственном совете, удостоились утверждения Его Величества. Таким образом, возникло у нас земство если и не по моей инициативе, то по крайней мере при усердном моем содействии. Мною же возбужден был вопрос о преобразовании городского общественного управления, следовательно, я могу быть заподозрен в том, что склонен относиться скорее пристрастно, чем враждебно к выборным учреждениям нашим. Между тем я должен повторить отзыв, сделанный в сегодняшнем заседании его высочеством наследником цесаревичем, подтвержденный и нынешним министром внутренних дел, о том, что земские собрания и нынешние городские думы бездействуют; учреждения эти далеко не приносят стране той пользы, которой ожидало от них правительство. Поэтому предоставлять земским собраниям новые, весьма широкие права было бы неблагоразумно.

 С другой стороны, я не вижу никакой необходимости и даже пользы от предварительного рассмотрения законодательных дел представителями общества. Правительство стоит у нас, во всех отношениях, несравненно выше каких бы то ни было местных представителей. Вследствие того оно не нуждается в проверке своих предположений и взглядов воззрениями людей, живущих в малых городах или в уездах, а потому несравненно менее образованных и развитых. Я желал бы знать, какую можно извлечь пользу из того, что скажет по законодательному проекту представитель какого-либо Царевококшайска или Козьмодемьянска? Говорю это по собственному опыту, потому что имел часто дело с так называемыми законодательными экспертами. В виде примера позволю себе привести два указания. В Государственный совет были приглашены эксперты, когда рассматривался проект положения о земских учреждениях. И что же? Ни одного их замечания, ни одного их предложения принять было невозможно. Затем на меня выпала тяжкая доля председательствовать в составленной по преимуществу из местных представителей Комиссии по рабочему делу. Мы провели за этим делом около двух лет, и я могу прямо сказать, что, несмотря на все мои старания, из этого дела не вышло ничего.

 Ваше высочество, по всем этим уважениям[1] я разделяю вполне мнение государя наследника цесаревича о невозможности осуществления проекта вашего императорского высочества. Затем, если бы по каким-либо иным, более важным соображениям, верховною властью признано было уместным и нужным призвать представителей общества к участию в обсуждении законодательных дел, то к важной этой мере следует приступить не путем некоторого лишь развития и обобщения начал, существующих в нашем именно законодательстве,-- как ваше высочество изволите полагать,-- но путем усвоения нами, хотя, может быть, и не вдруг, а постепенно, общих конституционных порядков, составляющих достояние всего образованного мира".

 По окончании речи Валуева князь С.П.Урусов указал на сделанное в прошлом заседании министром внутренних дел и шефом жандармов заявление о том, что созыв многочисленного собрания депутатов, которые легко поддадутся влиянию печати, могло бы составить официальную, так сказать, оппозицию правительству. Со своей стороны, князь Урусов уверен, что в подобном собрании часто будут происходить скандалы, в высшей степени неприятные, и которые в скором времени повлекут за собою закрытие собрания, а это произвело бы весьма грустное впечатление на все общество.

 Валуев, Дрентельн и Маков одобрительно закачали головою.

 Великий князь был очевидно возмущен объяснениями Макова, Валуева и Урусова, тем не менее он сдерживался. Это стоило ему больших усилий: его постоянно подергивало.

 Когда Урусов замолк, его высочество сказал: "Я вижу, что проект мой не встречает сочувствия. Хотя я в корне не согласен со всем тем, что было здесь говорено, я, несмотря на это, не считаю нужным защищать теперь свои убеждения. Я уверен, что сегодня никто со мною не согласится. Поэтому мне остается последовать примеру Петра Александровича, т. е. взять свой проект обратно, предоставив себе право представить его вновь государю, когда это окажется своевременным".

 Затем великий князь обратился к цесаревичу: "С проектом моим мы покончили. Но в возражениях против него ты сказал между прочим, что нам следует заниматься теперь не конституционными попытками, а чем-либо совершенно иным. Может быть, ты пожелаешь пояснить свою мысль. Мы были бы очень рады тебя выслушать".

 Цесаревич отвечал: "Мысль моя очень проста. Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. В управлении нет никакого единства. Не говоря уже о генерал-губернаторах, из которых некоторые творят Бог весть что, я не могу не сказать, что единства нет и между министрами. Все идут вразброд, не думая об общей связи. Мало того, некоторые из них думают больше о своем кармане {Вероятно, намек на Грейга и кн. Ливена.}, чем о ведомстве, которое им поручено. Мы должны доложить государю о необходимости установить связь в управлении и держаться какой-либо одной общей системы".

 "К этому я присоединяюсь от всей души,-- сказал великий князь Константин Николаевич. -- Я с самого начала постоянно возражал против произвола генерал-губернаторов и невозможности иметь в государстве нескольких почти самодержавных монархов. Ты идешь еще дальше и желаешь, чтобы министры действовали единодушно, по общей системе. Я и с этим вполне согласен. По всей вероятности, с этим согласятся и все присутствующие здесь. (Все молча поклонились.) Но как же поступить нам? Государь поручил нашему Совещанию обсудить, в общих чертах, представленные ему проекты П.А.Валуева и мой. Это мы исполнили... забраковали оба. Я, как председатель Совещания, обязан доложить об этом. Но я не могу говорить от имени Совещания о таком предмете, обсуждение которого нам не было поручено... Мне кажется, Саша, что лучше всего будет, если ты сам доложишь об этом государю как о своей мысли, при этом ты можешь, конечно, сказать, что ты заявлял ее Совещанию и что она встречена была сочувственно мною и другими членами".

 Валуев, Урусов, Дрентельн и Маков единогласно заявили, что такой путь действительно будет наилучший.

 Заседание окончилось. Простившись со всеми членами, великий князь проводил цесаревича к себе в кабинет, пригласив меня немного подождать в приемной. Ждать мне пришлось недолго. Цесаревич уехал минут через пять. Тогда меня позвали к великому князю.

 "Мысль цесаревича очень хороша,-- сказал его высочество.--Я очень просил его доложить о ней государю... А что вы скажете про сегодняшнее заседание?"

 "Я скажу, ваше высочество, что в усердии вторить цесаревичу Маков, вернувшись домой, распорядится, может быть, изготовлением проекта об упразднении всех выборных учреждений".-- Великий князь расхохотался.

 "А что скажете вы про Валуева? Не правда ли, он был прелестен со своим Царевококшайском и Козьмодемьянском?"

 Я отвечал, что никогда не считал Валуева ни истинно государственным человеком, ни даже рыцарем чести и своих убеждений, а только придворным, но что неприличие сегодняшней его речи превзошло всякую меру. Как мог он, будучи автором конституционного проекта, несравненно более либерального, позволить себе отрицать всякую пользу участия представителей общества в обсуждении законодательных дел? Неужели же он считает всех нас такими простаками, что мы не поймем его передержки? Я уверен, что и цесаревич понял его двуличие.

 "Конечно,-- сказал великий князь. -- Но Бог с ним! Обратимся к делу. Вот вам моя записка, переделайте ее согласно тому, как мы условились. В подробностях я вас не стесняю. Затем изложите также главные возражения, сделанные в Совещании, и объяснения против них. C'est un travail de longue haleine {Это продолжительная работа (фр.). -- Прим. ред.}, займитесь этой работой в свободные минуты. Надеюсь, что вы об этом никому говорить не будете. В случае надобности, можете посоветоваться с Сольским. От него это дело ведь не секрет".

 Я, с моей стороны, попросил позволения посоветоваться также и с Абазою.

 "Ладно,-- сказал великий князь,-- он тоже человек полезный".



[1] 4. Так в подлиннике.

07.10.2021 в 20:00


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама