УТРО В "СМУРЫГИНОМ ДВОРЦЕ"
В стене была дыра. Чтобы не разводить клопов, дыру заклеили старой географической картой. Карта пришлась как раз над сундуком, на котором спят Роман с братом.
Утром, проснувшись, Роман долго рассматривал диковинные линии, сплетающиеся и расходящиеся по бумаге. Линии похожи на спутанную груду черных ниток. Петербург поместился на пальце уродливого голубого человечка, стоящего на коленях. Этот голубой человечек -- море, а Петербург -- крошечное кольцо, надетое на голубой палец.
Роман как будто невзначай задевает брата и выжидающе замирает. Колька перестает похрапывать, ворочается, открывает глаза, потягивается, зевает. Роман неожиданно толкает его в бок. Колька вздрагивает.
-- Тьфу! Ты уже не спишь?
-- Не сплю, -- говорит Роман. -- Давай играть в Наполеона.
-- Давай, -- говорит Колька. Он достает из-под подушки карандаш, перебирается через Романа к стене.
-- А ты помнишь, что я вчера рассказывал?
-- Помню, -- говорит Роман. -- Наполеона в плен взяли.
-- То-то... Так вот, взяли его в плен и посадили в тюрьму на остров Корсику.
Колька показывает карандашом на маленькую розовую сосульку.
-- Это и есть остров Корсика. Но Наполеон, недолго думая, удрал. Собрал своих гренадеров и пошел на Париж.
Раз-раз! Колькин карандаш быстро ставит крестики на взятых Наполеоном городах, но, не добравшись до Парижа, останавливается.
-- Тут его опять разбили.
-- А он?
-- А он опять.
-- А его?
-- Опять... А остальное узнаешь завтра. Колька, смеясь, подтягивает Романа к себе и щелкает по лбу.
Роман, взвизгнув, кидается на брата с кулаками. Колька пыхтит, отбивается и вдруг спихивает Романа с кровати. Роман летит на пол. Колька хохочет. За занавеской, отделяющей угол комнаты, раздается кашель и бормотанье.
Времени -- часов десять утра. В квартире просыпаются лениво. Сегодня воскресенье.
Мать встала и уже гремит самоваром на кухне. У противоположной стены спит старший брат Александр, а на сундуке в углу под иконами -- сестра Ася.
За стеклянной перегородкой в темной прихожей начинается глухая возня. Слышен скрип кровати, кашель, вздохи. Потом раздается голос деда:
-- Даша!
Ответа нет.
-- А, Даша, -- пристает дед. -- Даша...
-- А, чтоб тебя! Ну что? -- отзывается бабушка.
-- Да я так. Вставать или еще поспим?
-- Спи ты. Спи.
-- Да уж, кажется, выспался. Чего же лежать-то?
Бабушке еще хочется спать, но дед проснулся окончательно. Он зевает и крестит рот.
-- О-о господи, господи. Пойти разве тележку смазать. Да ноги чего-то болят. Должно быть, натрудил. Третьего дня Хольмин говорит: "Свези заказ на Гагаринскую..." Слышишь, Даша, а?
-- Слышу.
-- На Гагаринскую. Чума ж его возьми!
Дед замолкает. Долго кряхтит, почесывается, потом опять раздумывает вслух:
-- Или смазать пойти тележку-то... или полежать?
-- Да лежи ты, неугомонный! -- в сердцах вскрикивает бабушка.
Квартира наполняется звуками. Хлопает дверь в соседней квартире, где живет хозяин кузницы Гультяев. Кто-то, стуча каблуками, скатывается вниз по лестнице. В первом этаже робко хрюкает гармоника.
Толкнув дверь ногой, в комнату входит мать. В руках у нее весело фыркает ярко начищенный самовар.
-- Вставайте, лежебоки, -- громко говорит она. -- Самовар на столе.
Поставив самовар, она подходит к Роману. Улыбаясь, щекочет его, хлопает по губам вкусно пахнущим, испеченным из теста жаворонком и нараспев говорит:
-- Чивиль-виль-виль, великий пост -- жаворонок на хвосте принес.
Роман воет от восторга и дрыгает ногами. Сегодня девятое марта. Жаворонки прилетели.
Кое-как ополоснув и вытерев лицо, Роман торопится к столу. Перекрестившись, садится и, потягивая с блюдца чай, исподлобья осматривает всех. Александр пьет нехотя. У него мрачный вид, -- кажется, не выспался. Длинный нос вытянулся еще больше. Опять будет брюзжать целый день. Сестра Аська лениво жует булку и украдкой читает книгу, которая лежит у нее на коленях.
Один Колька весел и подмигивает Роману. Он исподтишка щелкает его, а сам, как ни в чем не бывало, обращается к Александру:
-- Играл вчера?
-- Да
-- Где?
-- В офицерском собрании. Танцы.
Роман жадно вслушивается. Колька и Александр -- музыканты. На корнетах играют. Пять лет учились в кантонистах. Но Колька музыку бросил, служит в банке курьером, а Александр продолжает заниматься и играет в военном оркестре.
Роман мечтает тоже быть музыкантом. После чая сестра усаживается с книгой к окну.
-- Слетай за газетой, -- говорит Александр и дает Роману пятачок.
Роман стрелой выскакивает на лестницу.
Во дворе уже начинается жизнь. На кузнечном круге сидят мастеровые из кузницы. На них чистые рубахи.
Мастеровые курят, степенно разговаривают. Сейчас еще все трезвые.
Во втором этаже каменного флигеля, где живут портные, уже слышны возбужденные голоса.
У лестницы стоит дед. В руках у него бутылка с касторовым маслом. Он неторопливо, гусиным пером, смазывает свои грубые, солдатские сапоги.
-- Ромашка, куда? -- Это Женька Гультяев, сын кузнеца, орет, высунувшись из окна.
-- За газетой.
-- И я с тобой.
Через секунду Женька выскакивает во двор. На нем новый синий костюмчик с блестящими пуговицами. Толстый горбатый Женькин нос гордо сияет. Женька для того и выбежал, чтобы похвастать костюмом.
-- Ничего себе, -- говорит Роман, осторожно ощупывая костюм. -- Пуговицы красивые.
По дороге Женька, захлебываясь, рассказывает новости:
-- Андреяхе голову разбили. С повязкой ходит...
-- Кто разбил?
-- А неизвестно.
-- Надо дознаться.
-- А как насчет того? -- таинственно спрашивает Женька.
-- Слежу все время. А ты?
-- И я слежу. Вчера на пушках собирались, о чем-то сговаривались. Твой Колька был, Андреяха. Я хотел подслушать, да прогнали.
-- Ладно, узнаем.
-- Гулять выйдешь?
-- Нет, -- говорит Роман, -- у нас сегодня гости.
Роман торопится домой. Уже на лестнице слышит, как заливаются корнеты братьев. Это Колька по старой памяти играет с братом.
На кухне что-то шипит. Бабушка, засучив рукава, сбивает в большом горшке тесто. По квартире разносится острый и вкусный запах.
Луч света, заглянув в окно, скользнул в угол и вспыхнул на мрачных позолоченных киотах.
-- Надо на две четверти, -- говорит Александр. -- Тут фа-диез.
