Двадцать девятый день августа был последним днем моего служения. Поутру получил я, не помню от Фельдмаршала ли Князя Салтыкова или от Графа Аракчеева два высочайших повеления: первое, чтобы при торгах по винному откупу присутствовать Князю Лопухину и Сибирскому Генерал-Губернатору Пестелю; второе, чтобы в день тезоименитства Императора (30 Августа), перед обеднею, пригласить Сенаторов в Сенат для выслушания высочайших указов.
Вечером того же дня Первый департамент открыл первое заседание для прочтения новых условий собравшимся для торгов по винному откупу. Зала Общего Сoбрания, место присутствия, была ими наполнена. Заседание долго не открывалось, в ожидании Князя Лопухина, который заехал к Графу Аракчееву. Наконец и он прибыл. Бодрый вид его, не всегда ему свойственный, заставил всех присутствующих что-то отгадывать. Начались переговоры на счет условий. Сенатор Молчанов с прежнею надежностью стал было говорить в пользу откупщиков; но Князь Лопухин кратким отпором заставил его побледнеть и потупить глаза. Потом он, обратясь к трем депутатам или ораторам из толпы откупщиков, говорил с ними довольно резко; даже позволил себе слишком неблагосклонные отзывы на счет Статского Советника Безака, управлявшего домовою конторой откупщика Переца. Все не спускали глаз с Князя Лопухина. Пестель пошептом говорил мне, что он не узнает его, и сожалел о неприличной его запальчивости; но я отгадывал источник его смелости, и не дивился.
На другой день поутру подают мне присланные в департамент указы; между прочими находился и об моей отставке и высочайший рескрипт на мое имя. Государь изволит изъявлять в нем монаршее свое благоволение за мою министерскую службу и жалует в пенсион ежегодно по десяти тысяч ассигнациями. Преемником же моим назван действительный тайный советник Дмитрий Прокофьевич Трощинский. Он уже находился в столице в числе депутатов, избранных от киевского дворянства для поздравления государя с благополучным окончанием войны и возвращением в отечество.
Я тотчас надел в последний раз парадный министерский мундир и поехал в Сенат. Сенаторы уже были в полном собрании, кроме одного Молчанова, приславшего сказать, что он болен. Я велел Обер-Секретарю читать указы, отдавая ему один за другим. Об отставке же моей, вместе с рескриптом и о преемнике моем, были последними. Потом, распростясь с Сенатом, отправился в Невский монастырь, а оттуда в Таврический дворец к обеденному столу, к которому приглашен был накануне.
Император, обходя министров, изволил сказать мне: "Ты непременно хотел отставки, и не однажды о том просил меня. Должно было наконец исполнить твое желание". Я ответствовал только почтительным поклоном. Добрый государь, отступя от меня, еще обратился ко мне и повторил обыкновенную свою шутку, что я мнимый больной. Все это сказано было, конечно, для того, чтоб уверить предстоявших в продолжении всемилостивейшего ко мне благоволения. В следующий день я приглашен был опять, уже к малому обеденному столу. Государь, до обеда и после, благоволил удостоить меня несколькими словами; между прочим не одобрял моего намерения поселиться в Москве на пепелище.
По возвращении государя во внутренние покои, я пошел в верх (это было на Каменном острове), в так называемую секретарскую комнату и поручил дежурному камердинеру доложить государю о желании моем принести ему благодарность мою и в то же время откланяться. Между тем остался ожидать ответа вместе с графом Аракчеевым и виртембергским послом Винцегеродом, из коих один дожидался с докладными делами, а другому назначена была приватная аудиенция.
Сперва позван был посол, а после него я. При входе моем в кабинет государь уже был на середине оного. Не допустя меня поцеловать у него руку, он обнял меня и поцеловал в щеку. Потом изволил уверять меня, что он во всем был мною доволен, сожалел, что я оставил службу, и с ласковым видом спросил меня, держа за руку: "Даешь ли слово со временем опять сойтиться?" Я отвечал ему, что в продолжение его отсутствия я столько вынес досад и огорчений по моей должности, столько еще и теперь встревожен в духе, что никак не смею обязать себя словом. Потом вкратце и слегка рассказал о происходившем со мною по Комитету и заключил тем, что это одно и заставило меня домогаться докладного часа от его величества. Государь слушал меня с большим участием; он был растроган; уверял меня снова в постоянном ко мне благоволении и еще изволил обнять меня.
Свободное копирование
