Наступило 1 ноября 185…, когда в пансионе начинался новый учебный год.
На следующий день мы с Сарой повели всех наших учениц к торжественной мессе.
В церкви Л. было устроено возвышение, средняя часть которого была отведена для мужчин, в правой же части располагались мы.
Она была отделена от остального помещения сооружением из досок, дабы сделать невозможным любое общение.
Я приступила^ своим обязанностям. Мне предстояло заниматься самыми способными ученицами. Сара же заботилась о младших. Мадам А. немного помогала мне. Каждый день она наведывалась в пансион, где проводила час утром и час вечером. В действительности это заведение возглавлял я, по крайней мере, в той части, что касалась обучения, ибо остальное меня ничуть не заботило. Сара со своей матерью встречались с родителями и обговаривали с ними все условия. Это была настоящая каторга, и я была счастлива, что мне удалось ее избежать.
Наши пансионерки занимали два смежных дортуара: здесь я также должен был наблюдать за старшими ученицами, которым было от четырнадцати до пятнадцати лет.
Только легкая перегородка отделяла мою кровать от кровати Сары. У наших ног находилась небольшая дверца, которая никогда не закрывалась.
И оба дортуара освещал один ночник.
Совершив молитву и уложив учениц, мы с моей подругой часто подолгу беседовали. Я подходила к ее кровати, и для меня было настоящим счастьем заботиться о ней, подобно тому, как мать заботится о своем ребенке. Постепенно у меня вошло в привычку раздевать ее. Если же она даже одну шпильку вынимала без моей помощи, я чувствовала почти что ревность! Скорее всего, эти детали покажутся излишними, однако они необходимы.
Уложив ее на постель, я вставал рядом с ней на колени, прижимаясь щекой к ее лицу. Вскоре ее глаза закрывались под моими поцелуями. Она засыпала. Я с любовью смотрел на нее, не решаясь разбудить, однако она просыпалась.
«Камилла, — говорила она мне, — прошу вас, идите спать, вы простудитесь, к тому же уже поздно».
В конце концов, ее просьбы убеждали меня, и я тихо уходила, на прощания еще раз прижав ее к своей груди. С Сарой меня связывала не дружба, а настоящая страсть.
Это была не любовь, но истинное обожание!
И подобные сцены повторялись каждый день.
Часто я просыпался среди ночи. Тогда я тайком пробирался поближе к моей подруге, твердо пообещав себе не тревожить ее ангельский сон, но возможно ли было смотреть на это милое лицо и не прижаться к нему губами?
В результате после беспокойной ночи я часто с трудом просыпался, когда звонил будильник. А Сара всегда вставала первой и подходила к моей кровати, чтобы подарить мне прощальный поцелуй!
Она торопила опоздавших, произносила молитву, а затем начинала причесывать детей. Я помогал ей в этом, но, увы! У меня отсутствовали ее ловкость, ее деликатные манеры, и поэтому дети по мере возможности старались меня избегать.
Закончив эту работу, каждая приводила себя в порядок. В это время мы с Сарой отправлялись повидаться с мадам П. Эта прекрасная женщина была очень рада, что мы с ее дочерью так сблизились, а мы взамен относились к ней с чрезвычайным вниманием. Она постоянно старалась делать нам приятные сюрпризы, всячески угождала нашим вкусам.
Она приносила нам какой-нибудь плод, сорванный ею в своем саду, либо же лакомство, готовить которые она была мастерица!
Незадолго до восьми часов Сара поднималась в дортуар, чтобы снять пеньюар и переодеться. Я не терпел, когда она делала это без меня. Мы оставались одни. Я обнимал ее, с невыразимым счастьем лаская ее чудесные вьющиеся локоны, прижимаясь губами то к ее шее, то к прекрасной обнаженной груди!
Бедное милое дитя! Сколько раз она по моей вине заливалась краской удивления и стыда! Ее рука отстраняла мою, а ее светлые прозрачные глаза внимательно смотрели на меня, как будто пытаясь найти причину поведения, которое казалось ей чуть ли не бесстыдным, и это было действительно так.
Порой на нее нападало оцепенение.
И действительно сложно представить себе что-то иное.
Свободное копирование
