В День Победы 1954 года правление колхоза решило вознаградить колхозников поездкой в симферопольский цирк. Из центральной усадьбы к десяти часам в наше село должны были прислать бортовую машину, оборудованную скамейками (автобусов в то время колхоз не имел). Но нам не хватало терпения ждать, мы были возбуждены – ведь цирк впервые в нашей жизни. Мы решили идти в соседнее село навстречу машине. Расстояние в пять километров нам пройти – раз плюнуть. Центральная усадьба была ещё на семь километров дальше. Придя в соседнее село, мужчины сразу зашли в сельский магазин, набрали водки и, выбрав на околице лужайку, окружённую кустами, начали праздновать. Вся наша группа в ожидании машины находилась здесь же, хотя многие не выпивали.
В нашей группе находилась семнадцатилетняя девица по имени Валька. У неё, помимо красивой фигуры, был живой общительный характер, юмористическая натура, здорово пародировала голоса, любила танцевать. Танцевала она не обычные народные танцы, а выписывала своим телом фигуры, которые через много лет станут массовыми на дискотеках, а в то время общественное мнение считало вызывающе неприличными (кроме пьяной компании, разумеется). Дополнительно следует сказать, что Валька не отказывалась от алкогольного угощения.
Зная эти качества, подвыпившие мужики начали её раззадоривать и предложили выпить полный стакан водки.
- Подумаешь! Мелочь! – сказала Валька и выпила.
- Ах, это мелочь?! – мужики тут же налили второй стакан. - На! Пей!
Расхорохорившаяся Валька то ли постеснялась отказаться, то ли не поняла драматизма момента, но, в общем, выпила и второй стакан. Ей стало весело, мужикам – ещё веселей. Она начала свои дикие танцы под губное сопровождение, а мужики, ещё больше подзадоривая её, закричали:
- Валька, разденься, будет ещё красивее!
Валька, уже с заметно нарушенной координацией движений, сбросила платье, оставшись в трусах. Её продолговатые массивные груди выписывали кренделя, не попадая в такт. Налюбовавшись ими, мужики снова закричали:
- Валька, а трусы снять при всех слабО!
Нет. Для неё сейчас всё было нипочём. Она начала снимать, но начала падать. Её подхватили мужики, облапив со всех сторон за все плотские места, сняли трусы и потребовали продолжать пляску. Подёргавшись ещё минут пять под хохот, свист и улюлюканье, Валька упала в траву и больше была не в состоянии двигаться и даже сознавать, что с нею.
В это время подошла долгожданная машина. Все бросились к ней, оставив совершенно бесчувственную, голую и распластанную на траве Вальку.
«Как-то нехорошо с нею обошлись», - ёкнуло у меня в голове. Валька была моей одногодкой. Мы росли вместе с семилетнего возраста. Когда началась постоянная трудовая деятельность в колхозе, мы встречались часто, а вечерние посиделки способствовали возникновению близких дружеских отношений. И в данный момент это чувство остановило меня, уже приготовившегося прыгнуть в кузов.
- Давай, Николай, не задерживай! – кричали мне с машины.
- Я не поеду.
- Тю, на тебя, спятил?! – неслось со всех сторон. Но уже через секунду:
- А-а, Вальку охорашивать! Пускай остаётся, поехали.
Машина уехала, а у меня из глаз покатились слёзы – ведь я никогда не был в цирке. А эта дура Валька! Надо же было ей так не вовремя налакаться! Пока я подходил к ней, у меня всё кипело внутри от злости. Я готов был растерзать её. Но, подойдя ближе, я утихомирил свой гнев. Валька вся, как говорится, горела, из открытого рта шёл смрад.
Я взял пустую бутылку, оставленную выпивохами, сходил к речке, которая протекала в сорока метрах от поляны, наполнил её водой и, возвратившись, полил Вальке на голову. Это не привело её в чувство, только вокруг образовалась грязь. Кроме того, я понял, что Валька лежит на весенней, не совсем просохшей земле, и её, как говорится, может протянуть. Тогда я обошёл окрестности, собрал большую охапку соломы, расстелил в виде матраца и перекатил Вальку на эту постель. Я пытался натянуть на неё платье, но тело было совершенно аморфным, и одеть её не удалось. Я платьем укрыл её сверху, а трусы намочил и приложил к её лбу.
Читателя, может, интересует, воспользовался ли я её телом? Нет, не воспользовался. Родители сумели привить мне понятие, что бедственным положением человека пользоваться нельзя.
В ожидании, пока Валька протрезвеет, я ходил по окрестностям, стараясь не слишком удаляться, занимался всякой чепухой. Солнце уже клонилось к закату, пора было её поднимать. Подойдя, я увидел, что Валька лежит на боку, перед ней – большая лужа рвоты, в которой утонуло её платье, руки и большая часть роскошных волос. Долго пришлось её трясти, пока она начала несложно отвечать: «Га!…Чиво?… Пашёл…» Я принёс в бутылке воду, которой ополоснул её руку, положил себе на шею и с трудом доволок Вальку до речки. Там, как мог, ополоснул её волосы, обмыл тело и, пока она лежала на берегу, простирнул платье, после чего с трудом удалось поднять Вальку и одеть. Идти она ещё не могла. Пришлось примостить её на спину, подсунуть руки под её ноги и отправиться в путь, еле волоча свои ноги.
Я смог пронести её около километра. Валька слишком плотно обвила руки вокруг моей шеи, мне трудно было дышать; она положила подбородок на моё плечо, и её сивушный перегар, попадая мне в нос, тоже сбивал дыхание. Пришлось опустить Вальку на землю, обвить её рукой мой затылок и тащить. Валька пыталась переступать, но больше спотыкалась и падала, увлекая меня за собой. В общем, расстояние в пять километров мы преодолевали больше двух часов.
С этого дня по деревне пошли байки про меня и Вальку, с неимоверными сальными подробностями. Парни и мужчины откровенно спрашивали: «Ну, как там, у Вальки между ног?» Девицы и молодые женщины говорили: «Иди к своей Вальке, ты же с ней породнился». Даже родители занудили меня полувопросом-полуутверждением: «Зачем ты с ней остался?!» Я привёл только смысл сказанного мне, потому что не могу изложить на бумаге простонародную речь с её эпитетами, коленцами и трёхэтажными надстройками, подтверждающими, как велик и могуч русский язык.
В общем, дошло до того, что я, обозлившись, крикнул родителям:
- Уеду из дома!
И когда я уже был готов исчезнуть, пришла Валька.
- Коля, спасибо за то, что ты меня спас тогда и прости за сплетни. Знаешь, мне кажется, я тебя люблю.
Валька мне тоже очень нравилась. И если бы она пришла на второй или третий день после случившегося, то сплетни могли бы превратиться в приятные дифирамбы, способствующие нашему резкому сближению. Но…
- Поздно! Прощай!
Я взял самодельный деревянный чемоданчик и пошёл вон из деревни.
