Прошёл Новый год, и в конце января Александре Фёдоровне разрешили не только ещё одну передачу, но и получасовое свидание. Вернулась она в слезах, но потом, успокоившись немного, сказала, что будет добиваться свидания с Сашей для меня, и рассказала, как проходит свидание.
- Комната разделена решёткой, по обеим сторонам стоят два стола и деревянные скамейки. Передавать из рук в руки что-либо запрещено. Разговаривать слишком громко или шёпотом запрещено. Обсуждать уголовные дела запрещено. Во время беседы руки должны лежать на столе. В случае нарушения порядка, свидание немедленно будет прекращено.
У Саши обритая голова, очень похудел, и глаза кажутся огромными, с тёмными кругами вокруг, болезненно блестят от возбуждения, наигранная весёлость – всё говорит о плохом его внутреннем состоянии. Сказал, что все его считают там сумасшедшим, потому что скачет по камере. Из-за язвы его перевели в больничный блок. Сказал, что через неделю повезут на обследование в Кащенко. Там можно будет чаще встречаться.
- Что говорит следователь? – спрашиваю я.
- Что он загремит на пятнадцать лет, если не расскажет, для чего ему были нужны фальшивые документы.
Психиатрическая больница имени Кащенко находилась недалеко от нашего дома. Около пруда на холме за высоким забором среди старинного парка стояли несколько старых деревянных корпусов и один новый, кирпичный, около которого была небольшая площадка для прогулок больных. Часто, проходя мимо неё, я видела сквозь каменные столбы высокого забора мужчин или женщин и ловила их жадные, тоскливые взгляды, напоминавшие мне глаза несчастных пациентов палаты для самоубийц. Сашин длинный, одноэтажный корпус, похожий на барак, с зарешечёнными окнами стоял вдали от других. Режим в больнице был действительно легче. Для посещений уже не требовалось разрешения от следователя, и мы часто приходили к Саше. Но однажды Саши в больнице не оказалось. Всё выяснилось в следственном отделе прокуратуры.
После обследования Саши в Кащенко, следователь с сожалением в голосе сообщил мне, что они «потеряли» подсудимого. Я даже сначала испугалась. Подумала, что с Сашкой что-то случилось ужасное. А оказалось, что Сашу признали шизофреником, а значит, неподсудным. И даже, найденная после признания Саши пишущая машинка, следователя не радует.
По приговору суда Сашу отправили на принудительное полугодовое лечение в подмосковную психиатрическую больницу «Белые столбы». С мая до ноября мы каждую неделю, с тяжёлыми сумками продуктов ездили к нему в больницу. Он поправился, весело и ласково нас встречал, стал прежним, озорным парнем. Каждый раз уводил меня в лесок, чтобы восполнить упущенное супружеское время. Никаких признаков заболевания я в нём опять не видела. Только моя мама писала мне в письмах, что надо подавать на развод, что добром жизнь с Сашей не закончится.
В ноябре Саша вернулся домой. Восстанавливаться в институте с таким диагнозом было нельзя. Работы нет. Времени много, и Саша «загулял». Пьянство, ночёвки у друзей, злобная ревность ко мне по пустякам, заполняли его досуг. Но Александра Фёдоровна храбро воевала с ним, защищая меня, и искала для него подходящую работу. А мне вновь было некогда реагировать на его «шалости». Учёба и работа поглощали меня целиком...
Свободное копирование
