Пора великих испытаний - 1

Пора великих испытаний

В 1941 году Н. Н. Семенову была присуждена Государственная премия за выдающиеся открытия в области физической химии. Такое событие надо было, конечно, отметить, и Николай Николаевич не преминул это сделать. В субботу 21 июня вечером в Доме ученых в Лесном народу собралось много, все хорошо знали друг друга, поэтому чувствовали себя легко и непринужденно. Николая Николаевича в нашей среде любили, его успехи искренне радовали всех.

Домой возвращались уже утренним трамваем. День обещал быть чудесным, по-настоящему летним. Яркое солнце взошло на бледном ленинградском небе. В открытые окна трамвая, который вез нас из Лесного в центр, врывался легкий теплый ветерок. Все вокруг казалось таким мирным и безмятежным. В прекрасном настроении мы с женой вернулись к себе на улицу Рубинштейна. А через несколько часов нас разбудило радио. Передавали правительственное сообщение о том, что гитлеровская Германия вероломно напала на нашу страну…

Так окончилась мирная жизнь…

Спустя несколько дней семья и близкие друзья провожали меня на Варшавском вокзале, который был переполнен людьми с рюкзаками на спине. Все спешили, у всех были строгие и встревоженные лица. Звучали команды, вагоны набивались людьми до предела. Ни обычных при вокзальных прощаниях шуток, ни веселых голосов. Тысячи и тысячи ленинградцев отправлялись на войну. У меня в кармане лежало предписание, согласно которому я должен был явиться в танковый полк, расквартированный в районе Пскова. На следующий день я из командира запаса уже превратился в военнослужащего действующей армии, принимал ремонтную роту в танковом полку.

Наш полк был быстро укомплектован людьми, но танков имелось мало. Моей роте пока приходилось ремонтировать лишь автомашины. А фронт быстро приближался к Пскову.

Обстановка в этом районе создалась сложная. По шоссе через Псков двигался поток беженцев из Прибалтики. Люди ехали в набитых битком, непривычных для нас тогда тупорылых автобусах или шли, неся за плечами детей и домашний скарб, запыленные, усталые до крайних пределов. Они уходили от фашистских захватчиков. От них я впервые услышал о зверствах гитлеровцев, которые безжалостно расстреливали с самолетов мирных людей на дорогах, жгли города и поселки. Многие из уходивших от врага плохо говорили по-русски, но их рассказы были нам понятны, вызывали ярость и желание отомстить захватчикам.

Проезжали мимо санитарные обозы, проходили раненые воины, уже побывавшие в боях. Они были молчаливы, но все же некоторые скупо рассказывали <о том, как ожесточенно сражались их части с превосходящим по силам врагом. Шли красноармейцы и в одиночку, оторвавшись в ходе тяжелых боев от своих полков. До сих пор помню батальонного комиссара, который стоял на Рижской дороге, собирая таких людей. Бойцы молча по его команде становились в строй, никто не спорил. В строю лица красноармейцев сразу менялись: исчезала растерянность, вместо нее возникало выражение твердости и решимости, распрямлялись плечи. Вскоре батальонный комиссар со своим отрядом ушел вперед, навстречу врагу.

Мы тоже ожидали приказа идти в бой, но время для нас пока не наступило. Полк действительно еще не был готов. Пришло распоряжение передислоцироваться в северном направлении. Так мы двигались, пока не попали в Павловск. Лишь здесь начали получать боевую технику, главным образом танки, уже побывавшие в боях.

Ленинград был рядом. Как-то командир отпустил меня ненадолго в город. Я поспел вовремя, чтобы проститься с сыном. Студент четвертого курса Кораблестроительного института М. Рейнов, как и подавляющее большинство ленинградцев, которые могли владеть оружием, вступил в народное ополчение. В этот день их дивизия после недолгого обучения азам военного дела отправилась на фронт под Гатчину. Там она вела тяжелые, кровопролитные бои.

Мы с женой пошли в школу, где размещались ополченцы, и побыли с сыном несколько минут. Провожать сына оказалось много тяжелее, чем уезжать в армию самому. Но такие проводы, такие расставания происходили тогда в каждой семье. Враг подкатывался к Ленинграду. Где и когда удастся его остановить? Этот вопрос тревожил больше всего. Первоначальный ход войны совершенно не соответствовал представлениям, какие у нас твердо сложились в предшествовавшие годы.

Служа в танковом полку, я видел, что нам не хватает боевых машин, чтобы встретить и сокрушить бронированные полчища врага. В ход пускались все средства для борьбы с фашистскими танками — связки гранат, бутылки с горючей жидкостью, которые широко применялись в начале войны. Они делали свое дело, но этого было, конечно, недостаточно. Я предложил спою конструкцию противотанковой гранаты. Она заинтересовала командование. Решили изготовить опытную партию и проверить в бою.

Я побывал в Ленинграде, рассказал о своей идее некоторым товарищам в институте. Она понравилась и Ю. В. Харитону. Он включился в работу над опытной партией, внеся существенные изменения, усовершенствовавшие конструкцию гранаты. Когда первая партии была готова, ее испытали в Павловске на подбитом танке. Оказалось, что граната действительно эффективна и оправдывает себя. Вскоре ее применили в боях, и тоже успешно. Нам объявили благодарность за предложение. Граната была передана на завод для массового производства. Она служила нашим войскам, пока не появилась другая, более совершенная.

Юлий Борисович Харитон тогда еще не был академиком, но уже перед войной его знали как видного ученого-физика. Он обратил на себя внимание научного мира в двадцатых годах, когда совсем юношей проходил стажировку в лаборатории Резерфорда. Там он участвовал в исследованиях, выяснивших природу свечения экрана, в который ударяют заряженные частицы. Юлий Борисович доказал, что свечение исходит не от отдельного атома, а от всего кристалла. Открытие было важным. Кембриджский университет присвоил Юлию Борисовичу звание доктора философии.

И Физтехе и в Институте физической химии Академии паук Ю. Б. Харитон занимался сложными и тонкими исследованиями химических реакций при высоких давлениях и высоких температурах, в то время еще далекими от промышленной практики. Но он с огромным желанием взялся и за чисто практическую задачу, когда почувствовал, что может помочь советским воинам, сражавшимся с врагом. Он сам участвовал в испытаниях нашей гранаты. Сам подрывал ею различные части танка. Привожу этот пример потому, что он весьма характерен. Вся масса наших ученых с величайшей готовностью включилась в борьбу с фашизмом. Каждый считал делом своей чести и долга сделать все, что в его силах. И часто совершали такое, что, казалось бы, превосходило человеческие возможности.