В середине сентября я вернулся в Пало Алто. Начался 1951-1952 учебный год. В свободное от лекций время я закончил, наконец, мой курс «История Сопротивления Материалов». Собрал также мои работы, печатавшиеся на иностранных языках. Отослав все это издателю, я мог опять посетить Европу. Предстояло два дела: я пообещал Итальянской Академии Наук сделать в мае доклад о моих работах, а в начале сентября должен был быть в Константинополе на Международном Конгрессе Механики. По дороге остановился на несколько дней в Париже. Мой давний товарищ по Путейскому Институту показывал мне организованный им завод по производству бетонных балок, усиленных натянутыми стальными проволоками. Тот же приятель собрал группу путейцев и мы отпраздновали пятидесятую годовщину нашего окончания Института.
Из Парижа поехал на юг. Пробыл неделю в окрестностях Канн, а потом переехал в Италию и поселился в Санта-Маргарита. В начале мая побывал в Риме. Сделал доклад в Академии и потом отправился в Швейцарию. Пожил там в любимом Глионе до Тройцы. Тройцу провел у дочери в Хекстере и в конце июня вернулся опять в Швейцарию. Поселился в Флимсе — чудесный курорт с приятными лесными прогулками. В августе переехал в Энгадин и поселился в Понтрезина. В конце месяца должен был начаться Конгресс Механики.
Я знал, что железнодорожная поездка по Балканскому полуострову связана с массой неудобств и решил отправиться в Константинополь аэропланом. Это была моя первая воздушная поездка и она оказалась на редкость удачной. Погода была чудесная. Из Женевы мы пролетели над французской Ривьерой, над Неаполем и через каких-либо четыре часа мы спустились в Афинах. Тут остановка. А дальше — перелет через Эгейское море. Цвет воды удивительный и многочисленные острова видны, как на географической карте. Через какой-либо час мы уже были на аэродроме возле Константинополя. Автомобильный переезд в город особого удовольствия не доставил. Открытая степная дорога, выжженная солнцем трава, невероятная пыль. К концу пути уже стемнело и в городе мы мало что видели. Отель мой был расположен в нагорной части города — Пера. Заседания Конгресса происходили на другом берегу Золотого Рога в Стамбуле, в новом здании университета. Членов Конгресса возили туда особые автобусы. На заседании Конгресса я долго не оставался. В большом зале, вдали от докладчика, я почти ничего не слышал.
Отправился осматривать город. Больше тридцати лет прошло с тех пор, как я увидел впервые этот знаменитый город. Многое переменилось в моей жизни за это время. При первом посещении города я был беженцем из России. Хлопотал о визах в разных консульствах. Не знал, что меня ждет впереди. Но мне было только 41 год. Я был молод и все меня интересовало в незнакомом городе. Теперь я явился туристом. Но нужно думать о завтрашнем дне и можно спокойно осматривать город. Но прежнего интереса уже нет. Пришел к знаменитому храму Айя-София. Вспомнил объяснения моего спутника Тарановского и мое с ним посещение храма при ярком солнечном освещении в 1920 году. Теперь все было не так. Храм ремонтировался. Подмостки закрывали окна и было мало света. Прежнего впечатления я не получил.
Я мало посещал заседания Конгресса. Знакомых из Западной Европы было немного. Для них поездка в Турцию была дорога и утомительна. Прилетел военный аэроплан с американцами, но они меня мало интересовали. Встретил моего ученика по Петербургскому Политехникуму Я. М. Хлытчиева. Больше тридцати лет прошло с тех пор, как мы плыли с ним в трюме грузового парохода из Севастополя в Константинополь. Он тогда устроился профессором Белградского университета. Как армянин, он занялся и торговлей.
Дела шли хорошо и в конце концов он сделался богатым человеком. Но в 1945 году, после второй войны, явились коммунисты, отобрали все имущество и сейчас он живет на скудное профессорское жалование. Говорили мы с ним о возможности переселения в Америку. Но Хлытчиеву было уже около семидесяти лет. Получить старому человеку постоянную службу в Америке невозможно.
Для членов Конгресса было устроено несколько экскурсий, к которым я присоединился. Особенно интересной была для меня прогулка на Принцевы острова. Пароход наш остановился на пристани острова Халки. Вспомнилось время, которое я там провел в карантине. Тогда был март, свежая зелень, цветущие деревья. Теперь вид был довольно печальный. Выжженная трава и невероятная пыль. Сюда приехать в марте приятно, но не в сентябре. Ту-же картину выжженной травы и пыли я видел позже на Малоазиатском берегу и вдоль Босфора, который мы проплыли до самого Черного моря.
На обратном пути в Швейцарию я опять летел. Была ясная солнечная погода. Аэроплан сокращал дорогу и мы летели через снежные вершины мимо Монте-Роза и вдоль долины Роны. Чудные картины! Засветло я был уже в Женеве. До отхода моего океанского парохода оставалось еще две недели и я провел их в Гунтене на моем любимом Тунском озере.
Свободное копирование
