III
В Москве несколько дней прошло в ожидании Азефа. Каляев и я жили в разных гостиницах и встречались изредка и только по вечерам.
В конце января в Москву приехал Азеф. Увидев меня, он сказал:
-- Как вы смели уехать из Петербурга?
Я отвечал, что уехал потому, что не было от него известий, и еще потому, что мой паспорт был установлен полицией.
Он нахмурился и сказал:
-- Вы все-таки не имели права уехать.
-- А вы имели право, сказав, что приедете через три дня, оставаться за границей месяц и больше?
Он молчал!
-- Я был занят за границей делами.
-- Мне все равно чем, но вы нас бросили в Петербурге.
Он молчал еще.
-- Ваша обязанность была ждать меня и следить за Плеве. Вы следили?
Я рассказал ему то, что мы узнали о Плеве.
-- Это очень немного. Извольте ехать назад в Петербург.
Я ответил, что для этого только я из-за границы и приехал. Я сказал также, что вместе со мной приехал Каляев, и что еще один товарищ, рабочий, ожидает в Женеве.
Было решено, что Каляев разыщет двух товарищей, прежде работавших со мной в Петербурге, и оба они станут там извозчиками. Мне Азеф поручил увидеться с Покотиловым, который жил тоже в Москве, и со Швейцером, ожидавшим распоряжений в Риге. Решено было также вызвать нового товарища из Женевы, по условию с ним, в Нижний Новгород. После свидания со мной Азеф уехал по общепартийным делам, а я остался в Москве.
Покотилов жил в гостинице "Париж", на Тверской. Я вызвал его письмом, с просьбой вечером приехать в загородный ресторан "Яр". В "Яре" я с трудом узнал его. Вместо типичного женевского эмигранта, я увидел богатого русского барина с бледным лицом и длинной кудрявой золотистой бородой.
Даже экземы, которою он страдал, не было видно. В этот вечер он рассказал мне свою биографию.
-- Знаете, я хотел убить Боголепова, Карпович предупредил меня... Потом -- Балмашев... Я сказал, что я больше ждать не могу, что первое покушение -- мне. Приезжал в Полтаву Гершуни. Было решено: Оболенского я убью. Я и готовился к этому... Вдруг узнаю, что не я, а Качура... Качура -- рабочий, ему отдали предпочтение. Он стрелял, а не я... Вот теперь Плеве. Я не уступлю никому. Первая бомба -- мне. Я ждал слишком долго. Я имею на это право.
Он волновался, и на лбу у него от волнения выступали мелкие капли крови: экзема. Он пил вино, но не пьянел и волновался все больше:
-- Я совершенно верю в успех. Вы ведь знаете Валентина Кузьмича? Плеве будет бит. Только трудно ждать. Сколько времени я уже в Москве, храню динамит. Невозможно так жить, в ожидании. Я не могу.
В ответ на это я передал ему приказание Азефа ехать с динамитом в прибалтийский курорт Зегевольд и там ждать дальнейших распоряжений.
На другой день он уехал. Уехал и я, -- в Ригу, отыскивать Швейцера. В Ригу должен был приехать и Каляев, -- сообщить о результатах своей поездки. Швейцера в Риге уже не было. Каляев же рассказал, что оба товарища им разысканы и согласны, но что, по его мнению, только один Иосиф Мацеевский действительно хочет работать. Игнатий Мацеевский колеблется и согласился только под влиянием Иосифа. Его наблюдение было верно: Игнатий М. не принял участия в деле Плеве, Иосиф М. же немедленно после свидания с Каляевым приехал в Петербург и устроился извозчиком.