С прекращением "Московского телефафа" в 1835 году и "Телескопа" в 1836 году мое журнальное сотрудничество остановилось. Между тем я привык к нему и полюбил его. Оно некоторым образом выдвигало меня из среды учителей, нахватавших такое количество уроков в казенных учебных заведениях и в частных домах, что им не оставалось времени не только для постороннего их профессии дела, например, для журнальной работы, но и для чтения книг по их предмету. Поэтому они стояли на одном и том же месте с запасом когда-то приобретенных сведений, глохли и даже тупели. Я, напротив, боялся запрячь себя исключительно в педагогическую упряжь; у меня были свободные часы, которые и употреблял я на знакомство с выходящими в свет сочинениями, чтобы следить за литературным движением, и на составление статей для журналов. Что я терял при меньшем числе уроков сравнительно с моими товарищами, то вознаграждалось двойною пользой: и для кармана, и для самообразования. С появлением "Библиотеки для чтения" литературный труд сделался статьей дохода. Но где было искать такого труда? У редактора "Библиотеки для чтения", г. Сенковского (он же барон Брамбеус)? Но он отталкивал от себя направлением своей редакторской деятельности. В "Московском наблюдателе", основанном в 1835 году? Но ни имя его редактора (Андросова), ни денежные его средства не обещали долговечности журналу. Он наполнялся статьями случайными, так сказать, забеглыми, авторы которых не принимали к сердцу судьбы издания, потому что не находили в том существенного интереса. Только С.П. Шевырев радел о нем усердно, сильно, хотя и всуе, ратуя против "Библиотеки для чтения" и Сенковского, или, справедливее, против так названного им меркантильного направления в литературе, которое, по его мнению, началось с того времени, как писатели стали получать гонорар за свой труд и тем самым будто бы обратили умственную производительность в ремесло, а ее произведения в простой товар. Напрасно Гоголь доказывал ему несправедливость такового взгляда: дело не в том, писал он в "Современнике" Пушкина, что редактор потчует своих подписчиков статьею, за которую, как за всякий другой товар, заплатил деньги; дело в том, каков товар -- хороший или дурной. Если хороший, то нет причины браковать его и оставаться им недовольным; если же дурной, то качество его не улучшится от того, что он прислан в журнал даром. Вообще "Московский наблюдатель" не имел успеха; публика относилась к нему равнодушно, а со смертью Андросова, покинутый на произвол судьбы, он кое-как влачил свое существование и, наконец, с 1838 года перешел в руки Степанова, содержателя типографии, в которой печатался. Степанов пригласил в редакторы Белинского, с прекращением "Телескопа" и "Молвы" оставшегося без журнальной работы и вместе без средств для жизни. Но эта редакция не могла обеспечить критика: она ежемесячно приносила ему только сто рублей. За неимением запроса на литературный труд в Москве нужно было искать его в Петербурге, где стала развиваться журналистика, не боясь уже соперничества Полевого и Надеждина. Кочевое участие в периодической прессе было ни то ни сё: мне хотелось сотрудничества постоянного, оседлого, и скоро представился к тому удобный случай.