Сегодня — Новый год. Контора закрыта, но воспользоваться днем отдыха нет никакой возможности: на дворе бушует ненастье. С невидимого неба падает холодная и колючая смесь снега с дождем.
Дверь в моей сакле закрыта, и два стеклянных квадратика наверху матовыми пятнами вырисовываются на темном фоне двери; в моей комнате до того темно, что с утра приходится зажигать свечу.
Все участники вчерашнего пиршества прячутся в своих конурах и не подают признаков жизни.
Один только раз ко мне стучится Анна Михайловна, просовывает в полуоткрытую дверь миску с пельменями и быстро скрывается.
Буря усиливается. Порывы ветра с такой силой бьются о дверь, что приходится накинуть крючок. Все, чем можно накрыться, тащу к тахте. Даже срываю со стола скатерть, данную мне на время Егоровой. Закутываюсь и стараюсь согреться.
Долго лежу неподвижным комочком, укрывшись с головой, и обогреваю себя собственным дыханием.
Становится покойнее. Перестаю дрожать и ляскать зубами.
Медленно тянется время. Хочется есть. Высовываю из тряпья руку, нахожу миску с пельменями и этим питаюсь.
Теряю понятие о времени. Не знаю, что сейчас: день, утро или ночь. Является желание встать, выйти из сакли и постучаться к Калмыкову; но там, за моей стеной, страшными голосами кричит ненастье, и у меня не хватает решимости.
Лежу, прислушиваюсь к воплям бури и постепенно, убаюканный завыванием ветра, засыпаю.
Кто-то стучится в дверь. Прислушиваюсь. Нет, это не ветер.
Ко мне стучится человек.
Торопливо встаю. В сакле светло. Не слышно метели.
Открываю дверь. Входит Анна Михайловна.
— Вы что это так заспались? Контора уже открыта… И знаете, что случилось?.. Наш Сережа пропал…
— Как пропал? — вырывается у меня, и только сейчас замечаю испуг на лице и в голубых глазах Анны Михайловны.
Узнаю от Егоровой, что Калмыков вчера, подобно всем, спал до полудня, а потом зашел к Егоровым, пообедал, ушел к себе, и с тех пор его не стало.
— Мы с мужем раз десять входили к нему. В комнате полный порядок, а его нет. И сейчас его нет. Сам Девятов встревожен, справки наводит. И все безрезультатно… И знаете, что я вам еще скажу…
Анна Михайловна близко наклоняется ко мне и шопотом добавляет:
— Сережа арестован…
Мне становится жутко.
— Кто вам сказал?
— Никто не сказал, а наш сарайман видел сегодня на рассвете Сережу вместе с Каровым. Они ехали верхом по направлению к станции.
— Каров?.. Разве… При чем тут Каров?.. — бормочу я, окончательно сбитый с толку.
И в то же время в моем воображении выступает образ молодого казачьего офицера с удивительно тонким лицом и по-детски смотрящими глазами. Острый подбородок, тонкие губы и узенькие черные бачки вдоль ушей говорят о барском происхождении Карова.
— Вы конечно догадываетесь о причине?.. — чуть слышно спрашивает Анна Михайловна.
Я утвердительно киваю головой.
Исчезновение Калмыкова выбивает всех нас из колеи.
Говорим только о Калмыкове и ждем его возвращения.
Девятов приезжает из Самарканда, куда он ездил хлопотать за Сережу. При первом взгляде на хозяина убеждаемся, что хлопоты безрезультатны.
Мы уже знаем все подробности. Карову удается обманным образом завлечь Калмыкова на станцию Новая Бухарка, где он обещает снабдить Сережу, этого страстного охотника, порохом и дробью. Но там Калмыкова встречают жандармы… Остальное все понятно.
Мы возмущаемся, тихонько вполголоса протестуем и даже чуть-чуть кому-то угрожаем.
А Калмыкова нет. Нет самого живого, самого сильного и самого энергичного работника…
Плетутся дни за днями — без радостей, без подъема, без надежд.
Скоро оголенная земля покроется зеленью, станет ласковым голубое небо, заиграет солнце… Но что мне до того?..
Меня угнетает тоска, и во мне уже пробуждаются бродяжьи инстинкты.
Уйду отсюда. Уйду из этой страны рабов, где так дешева баранина и где еще дешевле человеческая жизнь.
Свободное копирование
