Утром на другой день со стороны скотного двора раздается конский топот, шум голосов, крики и смех. То возвращается домой великий князь.
Вот он сам идет из сада ко дворцу в сопровождении Харченко, Гуссейна и нескольких бухарцев.
Князь что-то рассказывает. Одни из слушателей почтительно и тихо подхихикивают, а другие гогочут во все горло.
Князь одет бухарцем — обычный халат с красными полосами на синем фоне охвачен широким оранжевым поясом. На ногах козловые сапоги с мягкими задниками, а на бритой голове обыкновенная тюбетейка. Он худ и очень высок ростом. Голова небольшая, птичья.
Никогда никто не скажет, что этот человек обладает большим богатством и носит звание великого князя. Если бы не предупреждение Харченко, я тоже принял бы его за обыкновенного таджика.
Не решаюсь близко подойти и наблюдаю из-за угла домика, где помещается контора управляющего.
Князь говорит, широко размахивая пестрыми рукавами халата, и поминутно оглядывается на свою свиту, как бы желая удостовериться, все ли смеются.
Запоминаю широкие, круто изогнутые брови, быстрые коричневые глаза, клювообразный нос и маленькую темно-русую бородку.
Князь велит приготовить завтрак на большой веранде.
Харченко, освободившись на минутку, объясняет мне, что сегодня князь хочет быть простым, добрым и веселым.
— А чем все это кончится, сам чорт не знает, — говорит Харченко и добавляет: — Ну, иди к княжескому столу…
— И мне итти?..
— Да, да, и тебе, и старшей скотнице, и непьющим мусульманам — всем приказано садиться на ковры. А не пойдешь — хуже будет…
Ничего не понимаю, немного трушу, но приходится подчиниться.
Со стороны Соборной улицы к парадному подъезду в двухместной коляске, запряженной парой вороных, подъезжает жена князя Надежда Александровна с крохотной собачонкой на руках. Экипаж, лошади, кучер, княгиня и даже собачонка — все покрыто густым слоем серой пыли.
Встречает хозяйку Пивень в сопровождении Геркулеса — желтобелого сенбернара.
Надежда Александровна на редкость красивая женщина. Она немного выше среднего роста, брюнетка.
Несмотря на простой дорожный костюм, она все же очень изящна.
Приезжая легко и гибко выскакивает из коляски и приветливо ласкает черными глазами и нежной улыбкой толстого, неповоротливого Михаилу.
Княгиня подходит к сенбернару, велит ему стоять смирно и усаживает на его широкой лохматой спине Альму — свою любимицу, левретку с тоненькой мордочкой. Все идут в дом.
Геркулес, сознавая, должно быть, что несет на себе большую ценность, ступает осторожно и мягко. Черным пятнышком вырисовывается среди желтой шерсти сенбернара Альмочка, слабо повиливающая маленьким хвостиком.
Обширная веранда княжеского дворца превращена в большую ковровую залу восточного характера. Две глухие стены украшены чудесными персидскими коврами, кривыми саблями с золотыми рукоятками, осыпанными жемчугом и рубинами. Тут же висят старинные пистолеты, ружья и длинные, бисером обшитые чубуки древних кальянов. Дорогие ковры, привезенные из Геок-Тепе, из далекого Тавриза, из дворцов ханов древней Бухары и Хивы, распластаны по деревянному настилу веранды.
Солнечные лучи, играя тополями, бросают на пол ажурное плетение ветвей и подвижные золотые блики. За длинными, узкими и низенькими столиками, покрытыми узорными бархатными скатертями, сидят, поджавши ноги, слуги князя.
Сам он, в тюбетейке, съехавшей на затылок, и с засученными рукавами халата, сидит в центре. Вокруг него возвышаются горки набросанных пестрых шелковых валиков, мягких и легких.
В глиняных узкошейных кувшинах играет вино. Пьют из высоких хрустальных бокалов. Князь поминутно припадает губами к своему фужеру, наполненному шампанским.
— Эй, други!.. Пейте, не робейте!.. — выкрикивает князь на таджикском языке.
И «сарты», как называет князь узбеков, охотно опоражнивают бокалы.
Они — единственные во всей Средней Азии мусульмане, пьющие вино.
Князь пьян и весел. Белым шелковым платком с золотой каймой он вытирает вспотевшее лицо.
— Эй, Харчи, кто этот маленький, черный? — обращается князь с вопросом к Харченко.
— Это наш новый библиотекарь, — отвечает Харченко.
— Пьет?
— Так точно, — не задумываясь, отвечает Харченко.
— Дать ему русскую, — приказывает князь.
— Слушаю, — раздается голос Харченко.
Предо мною сверкающий на солнце необычайных размеров хрустальный бокал, наполненный водкой.
— Пей залпом и до последней капли, — нашептывает Харченко, слегка наклонившись ко мне.
Поднимаю бокал. Чувствую на себе колючий взгляд князя.
Наступает тишина. Пью, закрыв глаза. А потом все лица сливаются, вся веранда, слегка покачиваясь, покрывается серой пеленой, и я постепенно теряю соображение.
Свободное копирование
