18 Дворцовая жизнь
Живем без хозяина. Великий князь, забрав с собой жену, Харченко и многочисленную свиту, состоящую в большинстве из узбеков, уехал в Голодную степь. Там он орошает пустыню. Копает арыки, насаждает деревья и организует два поселения: одно — Надеждинское, в честь жены, а другое Александровское, в честь старшего сына.
Здесь, во дворце, остались старики, домашние слуги и главный помощник Петра Даниловича Гуссейн Али-Бек.
Последний — очень красивый, дородный мужчина с большой черной бородой и выразительными горячими глазами. На бритой голове белая чалма с позолоченным кончиком вдоль уха.
Временно живу в помещении Харченко. Сплю на его кровати. По утрам пью кофе со сливками и сочиняю стихи за его большим письменным столом.
Живется так хорошо, что временами жуть берет, — а вдруг все это кончится!
О Соне думаю только по ночам. Думаю с болью, с тяжелой тоской и слезами. Но бывают минуты, когда полученная обида вдруг ударит меня по лицу, и тогда я весь переполняюсь ненавистью и злорадно смеюсь «над разбитой любовью».
Больше всего мне нравится княжеский сад. Люблю гулять по центральной тополевой аллее. Иногда заберусь во фруктовую часть сада и здесь обжираюсь громадными ароматными грушами и сладкими сливами необычайной величины.
Одно только меня огорчает — это обязанности библиотекаря. Мое несчастье заключается в том, что огромный деревянный амбар наполнен нерусскими книгами. И я ничего в них не понимаю. Возьмешь в руки книгу — прекрасный переплет, золотой корешок, а что в ней содержится, не могу понять.
Однажды Гуссейн заглядывает в сарай, видит меня сидящим на корточках перед грудой книг и говорит:
— Это, мальчик, английские кныги… Ты понымаешь?..
— Если бы не понимал, здесь не сидел бы, — отвечаю я коротко и внятно.
— Это значит — кназ тебе любит будет, патаму что здэсь ны одын человек этих кныг ны понымает…
Гуссейн, погладив обеими руками черношелковую бороду, выходит.
Но я хорошо запоминаю насмешливый взгляд его больших масляных глаз.
Сколько имеется прекрасных книг на русском языке — Пушкин, Достоевский, Майн-Рид, Дарвин… а ему, великому князю, понадобилась такая гора непонятных и никому не нужных томов…
Так думаю я, искренне возмущенный.
И вдруг, в замечательно красивом переплете, русская книжка — вся из стихов и без фамилии автора. Только две буквы значатся на первой странице: «К. Р.», а внизу рукою написано: «Брату от брата».
Стал читать — не понравилось. У Пушкина лучше.
На моей обязанности лежит перенести все эти книги — около двух тысяч томов в кабинет князя, где между двумя красивыми книжными шкафами из красного дерева устроены полки под цвет шкафов. Вот на эти полки я должен уставить книги в полном порядке.
Но как я это сделаю? Хоть бы цифры какие-нибудь были на корешках, а то одно-два слова, и больше ничего.
Долго ломаю голову и, наконец, решаю расставлять книги по их росту и по рисункам корешков. Выходит красиво.
И вдруг еще одна русская книга — сочинение Эн Be Гоголя.
Беру книгу, ухожу в сад, устраиваюсь в ажурной беседке и принимаюсь читать «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Вот тут я окончательно погибаю. Ухожу в новый, неведомый доселе мир, где чудесная фантазия Гоголя очаровывает сознание, и упиваюсь удивительно мягкой красотой и ясными, чистыми образами новой жизни.
Вот кто умеет писать! Вот как надо рисовать человека и природу!
Гоголь окончательно покоряет меня, и только наступившие сумерки напоминают мне, что пора домой.