Успех меня окрылил. Я отправилась еще к одному пленнику, его дело было посложнее, судя по тому, что он содержался в морской тюрьме Тулона. Адвокат из Экса, господин Гарсен, считал, что этого человека, имевшего двойное, бельгийское и британское, гражданство, было бы легче освободить, если бы он отказался от британского.
И вот я в Тулоне. Здесь порядки оказались построже, пришлось обращаться за разрешением. Следователь держался со мной любезно, но твердо.
— Вы не являетесь ни матерью, ни сестрой заключенного. На каком же основании я разрешу вам свидание?
Я хорошо помнила, что нахожусь во Франции, и эта песня была мне знакома. Я потупила взор и смущенно намекнула стражу порядка, что существуют узы сильнее — и нежнее! — кровных. А любовь возьмет любую крепость.
Мне не терпелось увидеть, как же выглядит мужчина моей мечты. Охранник провел меня отнюдь не радующими взгляд коридорами в пустую сырую каморку и пошел за узником. Когда открылась дверь, я не позволила себе рассмотреть входившего, — мне хотелось сыграть свою роль как можно лучше. Я сразу кинулась ему на шею с возгласом: «Наконец-то, любимый!» И поцеловала. Если он и удивился, то не подал виду. Не стал недоуменно спрашивать: «Кто вы такая, мадам?» и — тоже меня поцеловал. Охранник извинился, что служебный долг заставляет его присутствовать при свидании, и деликатно отвернулся к стене, а я потащила своего незнакомца в другой угол. Молодой блондин — лицо искусано обычными для тюрьмы насекомыми — был бледноват, но крепок. Я шепнула ему: «Господин Гарсен вами занимается, но лучше бы вы оставили только бельгийское гражданство». — «Тут ничего не поделаешь, — ответил он. — На это я не пойду». — «Надеюсь, скоро мне удастся перебраться в Англию. Вам ничего не надо передать?» Он назвал мне адрес крупного промышленного консорциума, и я пометила его в блокноте. «Пишите мне, пока вы во Франции, — сказал он. — Я здесь уже два месяца, время тянется ужасно долго, но надежды я не теряю». Он просил передать Франсуа, что в тюрьме находятся два бельгийских подростка, пятнадцати и шестнадцати лет.
«Пора, голубушка», — окликнул меня охранник. Мы снова поцеловались. «Спасибо, спасибо», — шептал пленник. Потом я видела его еще раз, в 1943 году в Лондоне, в форме офицера британской армии, но тут уж обошлось без поцелуев.
Сенатор Франсуа давал мне и другие поручения. Иногда очень смешные; конспирации за день не научишься, и наши хитрости были шиты порой белыми нитками. Так, однажды я встречалась на крохотном, абсолютно пустынном вокзале с «мужчиной в тирольской шляпе». Такой необычный для этих мест головной убор мог лишь привлечь внимание полиции.
На горе Ванту, в Сентра, я увиделась с Жан-Пьером Дюбуа и его сыном и позвала их с собой в Лондон. Но он лишь твердил в ответ: «Трудно это»; «Это сложно». «Секретный агент», — подумала я. Иногда к нам присоединялся еще один бельгиец, депутат от социалистов.
Тот был за Петена. Я спросила, почему. «А наши министры, удравшие, меня не спросив, в Англию, думаете, не стали бы петеновцами, если б их побег не удался?» — ответил он мне.