6 [октября]. Вчера только я успел обмокнуть перо в чернила, описать визит мой к доктору Гартвигу и перейти к нецеремонному визиту г. Кудлаю, как дверь с шумом растворилась, и вошел в комнату сам Кудлай. Разумеется, я положил омоченное в чернила перо, встретил дорогого светского гостя в подштаниках, и, после лобызаний, вдарились сначала в обыкновенный пустой разговор, а потом перешли к воспоминаниям о Питере, о покойном Петровском и о великом Брюллове. Воспоминания наши были прерваны приходом слуги от Н. А. Брылкина с предложением обеда. Я проводил моего гост я, оделся и отправился к Н. А. обедать. После обеда резвушка, мамзель Аинхен Шауббе [предложила] сопутствовать ей в театр. Я с удовольствием принял ее предложение и во второй раз слушал музыку Моцарта из "Дон-Жуана" и в первый раз видел драму Коцебу Сын любви, о существовании которой я знал по слуху. Драма моей резвой сопутнице очень понравилась, как произведение Коцебу, а мне, к ужасу моей дамы, тоже понравилась -- только не совсем, за что я получил из улыбающихся уст восторженной неуки название грубого варвара, неспособного сочувствовать ничему прекрасному и моральному. Роль Амалии, дочери барона, исполняла артистка Московского театра, госпожа Васильева,-- натурально и благородно,, а прочие, кроме г. Платонова (роль барона) -- лубочно. За драмою последовала "Путаница"; по-здешнему хорошо, а по-моему -- тоже лубочно. Спектакль кончился в первом часу, к удовольствию публики вообще и моей спутницы в особенности.
Свободное копирование
