Гимназия (1898-1902) - 1

Часть четвертая

Гимназия (1898--1902)

-- Нижегородская гимназия. -- Деревенские события. ---- Поездка в Ардатов и Личадеево. -- Балы. -- Кавалерия. ---- Великий князь Константин Константинович. ---- Нижегородские оригиналы. -- Выпускной экзамен. --

Из института я вышел с четверкой поведения. Это почти равнялось волчьему билету и в Нижегородскую гимназию меня приняли только потому, что отец был дружен с директором. Участь мою через год разделили Цявловский, Кожебаткин и еще несколько человек, далеко не столь счастливых. Г. Г. Шапошников мог теперь, не без основания, говорить, что институт "очищен от дурных элементов". Он очень неприятно был удивлен, встретив меня на Откосе в гимназической форме. В сущности Г. Г., конечно, был прав. Никакого неприязненного чувства ни к нему, ни к институту во мне нет, и я сохраняю об этой школе самые лучшие воспоминания.

В гимназии я встретил новую обстановку.

Директор Н. Я. Самойлович, сын малороссийского священника, серьезный, с бычьим взглядом, резкий в минуты гнева, умел быть и ласковым и сердечным. Я многим ему обязан. Инспектор Холодковский, мелкий по внешности и характеру, требовал от учеников благовоспитанности и соблюдения правил, но авторитета не имел.

Благодарно вспоминаю Ивана Ивановича Шенрока, классного наставника и учителя математики. Тонкий, с рыжей, по пояс, бородой, в очках на остром носу, Шенрок любил пускать в классе крылатые словечки: "Eo ipso!"[1]; "Законность и порядок!"; "Э, милый мой!"; "Conditio sine qua non!"[2] Если урок приходился после завтрака, интонация повышалась. Знали у него мало. К доске становился первый ученик и всем подсказывал. В отметках Иван Иванович бывал снисходителен. Раз только, в седьмом классе, он поставил мне единицу, когда по тригонометрии возвел я дугу в квадрат.

Из учителей древних языков выделялся чех Ржига, умный и образованный полиглот.

Словесник Егор Иванович Бережков, горячий поклонник Пушкина, знаток языка и эстетик, в оценке знаний выказывал беспристрастие. Над Бережковым смеялись, когда он поставил единицу за сочинение, писанное Короленкой, но ведь единица назначалась не Короленке, а ученику, выдавшему чужое за свое.