23-го мая. Прошел еще день, полный забот и горя при виде страданий людей. Утром сама поила чаем и травой, троим ставила горчичники. Доктор хотел поставить одному мушку, но тот, бедный, заплакал, говоря, что мушка его задавит. И действительно: каждая лежит по пяти часов и не производит действия. Я выпросила позволения сама сделать из своей горчицы катаплазм, приложила, и, благодаря Бога, больному лучше. Некоторым варила саго на красном вине. После обеда стали всем переменять белье, тюфяки и подушки. Которые не очень слабы, те вышли в сад, а слабые сидели на шинелях. Я поглядела на них, ушла домой от пыли и, возвратясь часа через два, подошла к одному слабому. Он лежал на левом боку; правый глаз был открыт, и меня удивило, что он не отмахивается от мух. Подождав немного и видя, что он без движения, я позвала дневального и велела посмотреть. Он уже был мертв!
Другой, жандарм, очень видный и красивый, был также слаб; я подошла и спросила, что он чувствует? Он отвечал, что ему очень тяжело. Я спросила: не желает ли приобщиться. Он сказал, что недавно приобщался и готов умереть, потому что послужил батюшке-царю. «Не почитать ли тебе молитвы?»— «Как, матушка, твоей милости угодно». Я пошла, чтобы отдать приказания, и, возвратясь, увидела, что он уже кончается. Я не велела служителям ходить и топать, а сама мысленно молилась за него и видела, как тихо было последнее его дыхание. Глядя на него, я подумала, что так же умирал наш царь… И какая разница?.. Там… и здесь — где я одна смотрела на него и сокрушалась. Когда я вышла в другую комнату, приказав его одевать, увидела, что к больному казаку пришли три двоюродные брата; они встали и, поклонясь, со слезами сказали мне: «Барыня, помоги ему; у него много детушек!» Я сквозь слезы выговорила несколько утешительных слов и спешила удалиться… Такие сцены тяжелее, нежели видеть смерть; там радуешься, видя, что Господь успокаивает страдальца; а здесь: надежда к жизни и почти ник^их средств к помощи. Все упование на Господа!
А вечером, стоя на крыльце, я ожидала доктора. Наконец вижу, что он идет, и к нему подходит какой-то старик. Я, зная, что он не поймет, подошла к ним и объяснила, что старик просит помочь его жене. Осмотря больницу, мы вместе пошли на квартиру, где ожидала нас несчастная, у которой страшная колика, так что она кричит.
Доктор, с помощью моей, все расспросил, велел тотчас поставить банки и прописал лекарство. Надо было видеть радость и благодарность этих несчастных!.. Подобная минута вознаграждает за многие лишения и неудобства. Вечером поставила себе два горчичника, и теперь пора отдохнуть.
Сегодня утром заезжала ко мне М. И. Княжевич и нашла, что я похудела, но мне кажется, что это с ее стороны пылкость воображения и боязнь за меня. Я чувствую себя очень хорошо, тем более, когда бываю обрадована ее приездом, — она добрейшая, прекрасная женщина.