Тут вскоре меня выпустили, и, правду сказать, я так была занята… так увлечена службой и успехами на сцене, что, право, все любви вышли из моей головы. Я всецело отдалась искусству и была обременена ролями! Только еще повторю, что, по ненависти и зависти ко мне Н. В. Репиной, мне только случайно попадались первые роли. Репина сама была прекрасная артистка и потому понимала, что, играя первую, блестящую роль, для нее выгоднее, чтобы и др. роли исполнялись хорошими артистами, поэтому если где случалась вторая женская роль, то всегда мне ее отдавали — для лучшего ансамбля.
Мать Репиной была очень дружна с моей матерью, бывало, придет и рассказывает: «Ох, матушка, Марья Михайловна, как моя Надя-то не любит твою Парашу! Вчера я ночевала у них и слышу, после спектакля приехали они и сели ужинать… а твоя-то что-то хорошее представляла… так Надя весь ужин ругала Ал. Ник., зачем он ей дал такую роль?..»
А другие, зная ее ненависть ко мне, пользовались ею таким образом: бывало, придет (так делала одна мать по вступлении ее дочери на сцену — кроме подарков, приносимых всеми и отовсюду, она как лучший дар для Н. В. приносила клевету на меня), начнет плакать и причитать: «Бесценное вы наше сокровище! добрая Н<адежда> В <асильевна >! сжальтесь над моей бедной девочкой!., только что вступила… еще не привыкла… разумеется, делает ошибки… а Пр. Ив. нарочно сядет вперед на репетиции, смеется и конфузит ее!» Этого порока за мной никогда не бывало. Я так любила искусство, что радовалась всякому новому таланту и всегда старалась сказать доброе, полезное слово! Эта привычка, по-моему, хорошая, а люди говорят— дурная! «Что вам за дело — кто бы, что бы ни делал, до вас не касается — вы и молчите!» Согласна, и даже знаю, что слово — серебро, а молчание — золото. Но все думается, что добрым словом — сделаешь доброе дело… а иногда выходит наоборот.
Вот однажды, когда эта матушка пришла к Репиной и за обедом клеветала на меня, Верст, и вздумал вступиться, быв убежден, что этого никогда не было, и желая успокоить мать, но Н. В. так разозлилась, что пустила в него тарелкой! Тут же сидела ее мать, все это видела… и прибежала к моей — просить, чтобы она уговорила меня не смеяться над С. и тем не вредить себе по службе. Моя умная матушка была уверена, что этого никогда не было, и передавала мне подобные катастрофы только для шутки.