Как произошло изъятие церковных ценностей в моей церкви? Оно состоялось в конце апреля 1922 г. Пришел какой-то рыжий мужик с каким-то военным и забрали все ризы с икон, все венчики, все напрестольные кресты, все Евангелия, все священные сосуды — всё, что было из серебра. Составлен был акт, который мной, был подписан, как свидетелем: «при сем присутствовал». Видел я в окно, что около церкви собралась верная мне группа христианок со скорбными лицами, с ненавистью в глазах. Стоило только дать знак и дверь церковная полетела бы со своего места, верующие ворвались бы в храм и в клочки разорвали бы бандитов. Но долг послушания воле митр. Вениамина победил во мне дух сопротивления. Запечатанный мешок с ценностями был грабителями унесен благополучно. Всё же мы, спрятав опись, спрятали самый ценный евхаристический прибор и самое ценное Евангелие.
Я знаю, у кого они находились, но теперь, вероятно, продано на слом. В июне по распоряжению из районного управления была произведена новая опись церковного имущества (из меди и олова), а 16 июля 1922 г. церковь была закрыта, святой антиминс мной вынесен, верхняя престольная доска взята на хранение самым благочестивым христианином и после опечатывания дверей церковь отошла из ведения христианской общины. Прекратились пока мои проповеди против обновленцев-«живцов». Но отголоски ее отразились в обстоятельствах отобрания у тихоновцев обновленцами петроградских церквей: Варшавской, Воскресенской и Измайловского собора. По Забалканскому проспекту расположено много церквей: от Сенной площади до конца построек за Московскими воротами. Во всех сих храмах мне пришлось служить в качестве приглашенного предстоятеля. Всегда мое служение сопровождалось проповедями и против большевиков, и против предателей «живцов-обновленцев-отщепенцев». Не был я первым оратором по Петрограду, но в юго-западной части его известность моя среди верующих была очень велика. Нужно отметить мое выступление на диспуте в саду одной петроградской фабрики. Народу собралось достаточно, хотя объявления о диспуте были расклеены только по ближайшим к фабрике улицам. Выступал Покровский, лектор по Петрограду довольно известный. Я застал только конец его речи. Говорил он вяло, видно отбывал повинность. После него выступил «агитпроп» — агитатор-пропагандист местного большевистского комитета. Это было в июле 1922 г. Речь его бездоказательная, бессодержательная, неподготовленная, но нахальная, прямо рассчитанная на невежество слушателей. Я не собирался выступать, да меня и просили не выступать, опасаясь за мое благополучие. Тут меня все знали, и мое выступление могло кончиться для меня худо. Но выступил один дьякон — из предателей. Я его знал лично. Он из рабочих одного из близлежащих заводов. Кажется, был даже помощником мастера. Очень не любим рабочими. Его несколько раз большевики бранили в «Красной газете». Желая примазаться к коммунистам, он в своей речи начал критиковать церковные непорядки, в которых обвинял духовенство: «Я был послушником, посещал монастырь и видел все монашеские безобразия. Меня сделали дьяконом, я был в алтаре и видел, как «попы» смеются во время службы, сидя в алтаре и пр.» Тут я не выдержал. Было поздно, и мне не хотели дать слово. Однако по требованию народа, меня знавшего, распорядители разрешили мне говорить столько времени, сколько потребуется. Мне достаточно было двенадцати минут, чтобы разделаться и с иудушкой-дьяконом, и с «агитпропом».
Обличить выходку дьякона было нетрудно. Я ему заявил, что мирянам у нас дозволен вход в алтарь на практике, так что, и не принимая дьяконское служение, можно знать о поведении духовенства в алтаре во время богослужения. Это — иудин поступок: сначала высмотреть всё, а потом разглашать врагам. Пусть помнит, что предательство всегда и везде позорно, что предателей все презирают — даже те, которым предают, что и исполнилось на Иуде. «Агитпроп» выразился: «Вы знаете, что такое пролетарская наука? О, вы не знаете, что такое будущая пролетарская наука!» — Силился разъяснить различие между буржуазной и пролетарской наукой, но, конечно, не смог. Я ему показал в своей речи, что нельзя противопоставлять буржуазную науку пролетарской: якобы низшую, якобы высшей. Да науки, как таковой, нет, в наличии имеются только разнообразные до противоположности и противоречия мнения ученых. Нет двух ученых, которые по кардинальному вопросу имели бы тождественные решения. Мнения ученых часто противоречат, как собственным построениям, так и построениям других авторитетов. Существует одно только божественное христианское знание, а люди дают только мнения, как бы они оригинальны не были. Что сегодня превозносится как научное открытие, то завтра встречает резкие возражения. Само собой разумеется, что все мои тезисы были подтверждены примерами.
«Агитпроп» утверждал, что люди ученые не верят в Бога. Мною были приведены на основании известной статьи протоиерея-профессора П. Я. Светлова точные сообщения (по памяти, конечно), что все корифеи биологии, ботаники, зоологии, минералогии, астрономии, физики, химии и проч. верили в Бога. Даже Дарвин. Выпустив свой нашумевший труд «Происхождение видов», Дарвин не хотел печатать другой своей работы «Происхождение человека» и оно, вопреки его воле, было напечатано после его смерти не в меру ретивыми учениками. Впрочем, говорят, что на смертном одре согласие у него было всё-таки вырвано. После воодушевленного заключения о следовании за Христом, а не за Лениным, за Крестом, а не за молотом, которое было произнесено приподнятым тоном, раздались громовые рукоплескания. Отказавшись отвечать на записки, которые были заготовлены «агитпропом», а не публикой, я сошел в толпу. Мне целовали руки. У многих были слезы на глазах. Митинг был сорван мной. Поражений на диспутах я не знал, хотя не всегда, конечно, результаты были так поразительны. Долго рассказывали в нашем большом доме о моем выступлении.
Свободное копирование
