Сергей Прокофьев. Дневник - 28

4 января

Also[1]. В половине восьмого пошёл к Павским, у них собралось очень милое общество: четверо Фроловых, двое Скалонов, поздней Добрышины. В общем обещало быть весело, так как всё старые знакомые. Леля Скалой похорошела и становится очень красивой барышней, хотя ей не хватает изящества. Мне удалось с ней протанцевать длинный танец и поговорить о старине, и немножко незлобно подразнить насчёт Риги, куда она любит ездить, и насчёт того, что она писательница. Двадцать минут десятого мы с мамой отправились в Консерваторию. Сначала слушать концертное отделение собирался один папа, но потом как-то неожиданно пошли и мама, и тётя Таня. Только что мы с мамой входим, как на меня, как снег на голову, прямо с верху лестницы обрушиваются человек пять учениц с криками, что: «Прокофьев, скорей! Прокофьев, мы вас ждём!» В самом же деле оказалось, что Цимбалиста ещё нет, и он явился минут через десять после меня. Едва я взошёл в артистическую, как Гвирцман:

- Имеете смелость выйти на эстраду и объявить о перемене программы?

- Пожалуйста, - и через момент я очутился на эстраде и снёсся с публикой.

Это всё произошло так головокружительно быстро, что я совершенно теперь не представляю себе, что именно я объявил с эстрады, хотя помню, что сказал с чувством, с толком, с расстановкой. Без меня же, оказалось, прошли следующие номера. Первыми выступили Анисимова и Осповат и сьпрали своих «Гномов»... Так, не очень скверно, на четвёрку с минусом. Затем декламировала Глаголева: «Жизнь» Надсона; начала, говорят, неважно, волнуючись, но потом разошлась, имела успех и заставляли «бисситься». Далее бесцветно играла Садовская, а затем очень хорошо - Виллик. Шварц оказалась заболевшей, и после антракта явились мы с мендельсоновским трио. Сыграли трио очень хорошо, все хвалили, а те, кто слышал его на последней репетиции, так прямо удивлялись, потому что тогда оно шло отвратительно, да и немудрено, так как мы его репетировали всего три раза; теперь же все очень старались и, ничуть не волнуясь, были при вполне здравом рассудке и твёрдой памяти, следовательно сыграли прекрасно. Непосредственно за Мендельсоном сыграли «Сомненье» Глинки, тоже как следует, ну, да это сущий пустяк. Программа была кончена, но вдруг явилась Глаголева и исполнила вещи, которые должна была играть Шварц; пьесы скучные, да и играла она далеко не восхитительно, так что скорей проиграла, чем выиграла от этого выступления. Концертное отделение окончено, отправились сниматься в один из классов, переделанный в гостиную. Пока мы рассаживались, целые миллионы публики столпились у двери и, прижавшись лбом к стеклу, рассматривали нас. «Посмотрите, господа, какой мы из себя зверинец изображаем!» - воскликнул кто-то, кивнув на публику. Наконец открыли аппарат и щёлкнул магний. Прогуливаясь с Бессоновой, пришли в артистическую, где как раз никого не было. Вдруг является Глаголева, а за ней Mme Глаголева. Глаголева представила меня ей и очень мило рекомендовала. Мы поговорили о том, о сём, и затем, по просьбе Mme Глаголевой, благо никого нет, сыграл ей одну свою вещицу - «Упрёк». Mme Глаголева - очень милая дама. Что касается до самой Глаголевой, то она мне сегодня сильно разонравилась: во- первых, её выступление с вещами Шварц; второе, хотя многие и находили её сегодня особенно красивой, но мне не понравился тип её красоты; в-третьих, она весь вечер держала себя как-то лениво, всё время сидела в артистической и, томно склонив головку, беседовала с несколькими близко стоящими людьми.

Начались танцы. Первый вальс я пропустил, потому что всегда кружится голова, затем несколько танцев подряд танцевал с Бессоновой, во время промежутков разгуливал с ней и вообще был, так сказать, атташе при ней. Танцует она хорошо, при том страшно бешено, слишком бешено даже, так что невольно вспоминается поговорка «хорошенького по-немножку». У Бессоновой масса поклонников - стоят себе, голубчики, по сторонам и ловят её взглядом, ревнуя. Не понимаю я подобных синьоров; по-моему, у них нет никакого самолюбия и совершенно не заслуживают уважения. Бессонова их всё время мучила и добрую половину вечера оставалась со мной. Сначала она по обыкновению была весёлая, но потом стала мало-помалу киснуть и в конце концов не то стала нервничать, не то ломаться: вероятно, на неё напало такое глупо-возвышенное настроение, когда человеку чего-то не достаёт, чего-то хочется, а чего - неизвестно.

Однако случилось, что в этот момент встретилась Бессонова-мамаша и с дочкой затеяла разговор. Я, пользуясь этим, поскорее удрал подальше и попал прямо в танцевальный зал. Протанцевав с двумя-тремя барышнями, я пригласил Эше-старшую. Она - очень милая и стоит во всех отношениях выше Бессоновой, хотя немножко важная и высоко себя держит, не хватает ей простоты. С ней мы пробыли довольно долго, и что меня сразило, это то, что ей всего 16 лет, тогда как она выглядит, по крайней мере, лет на восемнадцать. Затем я ещё немного потанцевал с Бессоновой и половина четвёртого, не дождавшись конца, отправился домой. Общее впечатление от бала гораздо приличнее, чем я ожидал.