28 дек. В этом году Рождество «отменено». 25-го по нов. ст. (хотя православные не считают его праздником) сделалось предметом неистовой антирелигиозной пропаганды (вплоть до призыва детям в анкетах указывать на то, верующие ли родители и праздновали ли Рождество), попутно проводят разрушение церквей, снятие колоколов (со ссылкой, м. проч., на Петра Великого); «удушливые стенгазы » разных учреждений полны поименных указаний на отдельных лиц, «попавшихся» в посещении церкви, участии в хоре и т. д. 25-е «по единодушному порыву» везде работали «на индустриализацию », а последующие анкеты должны указать, кто не работал и почему. Доносительство и подставление ножки достигло неслыханных, казалось бы, размеров.
Нет пределов и угодничеству, не без ядовитости отраженному в анекдоте:
«Захотели большевики уйти от власти; но нельзя же уйти так, надо иметь предлог. «Интервенцию» накликать не удалось. Решили устроить «бунт» и, чтобы поднять его, приказали перепороть всех, а сами заперлись в Кремле и ждут вестей от ГПУ. Но — тишина. «Не бунтуют?» — «Нет. Краснопресненский район перепороли, теперь хамовнические — стали в очередь». Вдруг шум. «А, наконец-то!» Оказывается: «Все шло хорошо, а тут из-за того, что явилось ЦЕКУБУ[1] и потребовало, чтобы ему пороться вне очереди, — ну, а другие не пропускают».
* * *
50-летний день рождения Сталина «отпразднован» бесчисленными приветствиями вождю (и даже «теоретику» ленинизма), перепечатанными в газетах. Вся страна превратилась в верноподданных (везде повторяется: «тебе, вождю», «тебе, стальному вождю»), не без оттенка институтской восторженности (почти все приветствующие шлют «пламенный привет», либо «горячий привет», либо «пламенный пролетарский», либо «пролетарский горячий»).
Один за другим летят последние интеллигентные «вожди». Сейчас добрались до Крыжановского, автора «пятилетки».
В газетах есть уже статьи вроде «Сумерки университета» («Известия»), где доказывается, что университет — пережиток, надо его раскассировать на производственные школы. Сильно раздувают сел.-хоз. академию, развертывая 13 факультетов.
* * *
В деревне стоит стон. Вместо единоличных хозяйств, обрадовавших было мужичков, вместо хуторов и отрубов — коллективизация, причем ее проводят без достаточного числа машин. Принуждаемые к ней крестьяне режут скот и птицу и входят в обобществленное хозяйство, сравнявшись в нищете. Идея коллективного машинного хозяйства, с повышенной техникой, улучшаемым урожаем, понижением ручного труда, увлекает многих, даже не во всем сочувствующих большевикам. Но принудительное осуществление, сопровождающееся разорением, ссылками, ненавистью и враждой (все же в XX веке люди не петровской эпохи!), надрывает самое идею, не говоря уже о том, что остаются неразрешенными жгучие вопросы: куда деваться массам свободных крестьянских рук, которые отрываются от привычного труда, при склонности заменить их рабочими-машинистами из города? что делать с детворой и ее запросами, когда разрушена всякая деревенская жизнь, а городской наладить нет средств и возможностей? Как-то не думают о том, что ведь не мы же первые додумались до таких форм хозяйства (сельского), — однако, почему-то при всей «выгодности» их, не везде их применяют так; ведь вот в области промышленности давно применили новые формы, — следовательно, не в инертности же других народов тут все дело.
* * *
И насилия, насилия без конца. Пронеслись какие-то глухие слухи про попытку побега из Соловков и про расстрелы. Теперь говорят, что 14 (?) человек убежали при помощи иностранных судов, но зато свыше 30 челов. (все из дворянства) в отместку расстреляны. Конечно, никаких точных данных нет и не будет[2].
Свободное копирование
