Камешек со дна

КАМЕШЕК СО ДНА

Кавказский хребет мы перевалили ранним утром и потом сразу же, как проснулись, увидели за окном вагона восход солнца: не только небо — вершины гор пламенеют. Все как прежде. Словно не осталось позади тех так и не прожитых лет. Словно не мечтала долгие годы о том, чтобы еще раз, хотя бы еще один раз, заснуть под стук колес. А проснувшись, увидеть Кавказ, так сильно и накрепко полюбившийся в юности. Все тот же мир чудес… Рядом — преданный и испытанный друг, взявший на себя заботу обо мне. Ну что же, ведь все в жизни можно расценивать по-разному. Можно пожалеть себя за свою беспомощность, и тогда весь этот мир чудес за окном вагона померкнет. А можно дружбу, помогающую осуществлять самые дерзновенные мечты, считать тоже чудом и тем самым ко всей гамме красок, какими расцвечен мир, добавить еще одну, быть может, самую яркую.

Я прожила в Тбилиси всего пять дней. Ездили мы на машине ежедневно и помногу — меня возили по городу и в горы. Это было трудно. Но неужто не стоит преодоления самой себя такая вот редкостная и дивная радость?

В горы, в горы. Хочется насладиться быстрой ездой, такой, какую я любила прежде. Мы мчимся по крутым дорогам. Я вдыхаю ветер, врывающийся в открытое окно машины, не просто жадно, а, наверное, азартно. Ведь двадцать лет назад здесь, на Кавказе, во время студенческой практики, вела я на полной скорости поезд, и мне казалось тогда: мчишься в жизнь, и «зеленая улица» открыта всем твоим мечтам…

Прямо на машине въехали в горную речку. Приподнялась на своем ложе, протянула в окно руку, подняла камешек со дна… Что за колдовская власть над людьми у гор Кавказа! И не та власть, что подавляет, а та, что возвеличивает. Быть может, оттого, что, как бы сливаясь с природой, ощущаешь свою причастность? Да кто же выдумал, будто не под силу человеку может быть только горе?! Не от непосильной ли красоты текут эти слезы? Ведь такого не случалось даже в самые тяжелые времена. И как хорошо, что меня оставили сейчас в машине одну: в такие минуты человеку очень нужно побыть наедине с собой. Но вот только в какие же это минуты? Причастности? Очищения? Умиротворенности? Незримого присутствия души Мцыри? Или, быть может, ощущения сил и возможностей собственной души, в которые вдруг снова поверила?