4 февраля, суббота.
В эту неделю много кой-чего насмотрелся и наслушался. Во французском театре даны были "La Petite ville" и "Le Calif de Bagdad". Мне кажется, первая пьеса есть не очень удачное подражание комедии Коцебу "Die deutschen Kleinstadter", но вторая -- очень миленькая опера, и музыка прекрасная. Мы смеялись от души, когда пел хор: "C'est ici le sejour des Graces" {Вот здесь обитают Грации (франц.).}, тогда как сцена наполнена была преуродливыми французскими харями. Видел Сандунову в роли Селимены в "L'Amant-statue". Французы пригласили ее играть для сбора, точно так же как в прошлом году приглашали они здешнего французского каллиграфа Le Maire, урода и дурака, читать на сцене оду его первому консулу с посвящением пука перьев своего очина. Ле-Мер принят во всех домах, служит общим plastron{Шут (франц.).}, и потому театр был полон: все хохотали, когда при громком завывании всех бывших на сцене французов: "Allons, enfants de la patrie!" {Сыны отечества, вперед! (франц., начальный стих Марсельезы).} стали поднимать Ле-Мера на воздух, будто бы в храм славы, в виде гения, в прическе a la Louis XIV {}. Все это могло идти к Ле-Меру, но Сандуновой не следовало бы входить в эту французскую аферу. Пощеголять французским языком могла бы она и не на сцене, хотя, впрочем, и щеголять нечем: болтает так себе, как и все наши барыни.
Третьего дня в бенефис Плавильщикова театр был полон. Чтоб судить о комедии его "Братья Своеладовы", надобно прежде ее прочитать, а то я не очень ее понял. Мне показалось, что она не так-то понравилась, хотя публика после и аплодировала, и особенно -- горячие друзья бенефицианта не сидели поджав руки. Жаль, что и первый наш трагик, наш Гаррик и Лекен, как называет его князь Михайло Александрович, прибегает к паясническим средствам для привлечения публики. Заставили плясать какого-то карло, которого в афише называют м_а_л_е_н_ь_к_и_м _к_а_р_л_о, как будто карло может быть большой!
Ездили с Хомяковым к М. И. Ковалинскому, бывшему при покойном государе нашим рязанским губернатором. Я видел его в малолетстве и теперь рад был познакомиться с ним покороче. Очень умный, приятный и приветливый человек, хотя в бытность его губернатором и не то о нем говорили; но другие времена -- другие нравы. Он, кажется, немного мистик. Обещал со временем ссудить меня сочинениями Сковороды, который был его наставником. Манускрипт этих сочинений беспрестанно у него на столе перед глазами. Я просил дозволения пробежать несколько страниц в то время, как он разговаривал с другими, и напал на какую-то статью под названием "Потоп Змиин". Ничего не понял. Петр Иванович говорит, что это оттого, что в голове m-lle Stein да "Русалка". На этот раз не угадал: то, да не то.
