Приехала в Ташкент только через полгода. В дороге часто болела. Отлежусь в очередном госпитале, и меня опять сажали в поезд.
Из Ташкента меня отправили в Самарканд, где я сначала очень пугалась женщин в черных паранджах.
Как-то пошла в баню, вышла, а хлебной карточки в кармане платья нет, украли. Тяжело было, голодно, но жила в Самарканде как на родной земле. Земляки помогали, устроили на работу лаборанткой в сельхозинститут, где я мыла полы и посуду.
Один из земляков, Абдурахман-ага , до войны был прокурором в Симферополе. Он рассказывал: «Когда выселяли из Крыма, дали 20 минут на все сборы. Солдаты торопили, толкали автоматами, дети и женщины плакали и кричали, коровы мычали, собаки лаяли, блеяли бараны, – над Крымом стоял гул и вой. В дороге погибло много людей. Солдаты трупы выбрасывали из вагона, не давали похоронить». Наверное, за эти разговоры Абдурахмана-ага шесть раз арестовывали. Увозили в клетке в Ташкент на допросы. Каждый раз он прощался навсегда. В 50-е годы он был оправдан и прожил после этого всего два года.
Его дочь, Урие, жила со своей дочерью под Самаркандом. Я дружила с ней, но потом она поссорилась со мной, недовольна была тем, что я вышла замуж за казаха, а не за Аблязиза, её двоюродного брата. Своего внука от младшей дочери я назвала Аблязиз – наверное, чтобы смягчить свою вину перед подругой, о чём она так и не узнала. Аблязиз, брат Урие, учился с вашим отцом в сельхозинституте. Стал кандидатом наук, сделал карьеру по партийной линии в Ташкенте, женился на русской. Жена его, Таня, скрывала, что ходила домой к родным, с которыми родственники Аблязиза не общались из-за того, что они были русскими.
Свободное копирование
