1 декабря 1991. А тут — как лето, в рубашке ходи. Самочувствие хорошее: все в порядке. В душе проблем нет. Гнать надо дальше писание. Вчера уж и Англию окончил — в основном. Жаль тратить утро на доделывание. Потом. Что ж, поворачивать голову к последнему «Космосу», который мне давать-писать, — Еврейство? Время еще есть: на 10 декабря, на последний день я его наметил, чтоб, если возмущу «общественность», то уж и бежать скоро.
Странно-интересное самочувствие: в последний месяц, когда один за другим по неделе восписываю такие миры: Греция, Италия, Германия, Франция, Англия — будто поворачиваю душу и перенастраиваю на такие разные волны и уподобляюсь на время им. Ибо когда начинаю, кажется, ничего не помню; а как сконцентрируюсь — сразу из запасов души и ума и памяти выплывают главные вещи и идеи. Все ведь по памяти пишу — все эти образы, без книг. И так и лучше: забвение работает как абстракция-отвлечение от лишнего, так что выплывает из закромов памяти самое главное, и из него тку образ.
Пишу, а все звучат горькие слова Светланы в письме: ты все про умное, а нам бы хлеба достать, урвать в очереди что… Ну, скоро воссоединюсь — и разделю судьбу.
Завтра у Насти 25 лет! Четверть века. Это значит — как я, уже поработавший в Брянске в школе и поступающий в аспирантуру ИМЛИ! Сколько важной жизни уже к сему прожито! И университет, и первая любовь, и ее крах, и работа уже, и горы — Эльбрус… А тебе она все — дитя, дочь, абстракт любви. Так и родители им — даль и неразличимость, не детальность жизни и сюжетов. Как и мне — мать моя…
Нет, все же буду доделывать Первую часть и Англию сегодня. Не могу так с ходу врубиться; надо поворачивать жерло медитации, этой гаубицы своей, — не вмиг же!
7 ч. Ну, прозвонился, наконец, в Москву: Настю с днем рождения поздравить и проч. Было трудно пробиться, а как пробивался два раза — так там занято. Наконец, во втором ихнем часу ночи пробился. Светлана сразу: «Получили твое сухое письмо — и расстроились: ты там с Присциллой смотри! Если что сделаешь — то катастрофа! Она со всеми гуляла, а ты ее в письме хвалишь!..» И Лариска тут же: «Гошка, мы решили: как ты приедешь, тебя на анализ СПИДа послать». — Ох, и дура ж ты! — я Светлане. — Что у меня в жизни есть, кроме семейки нашей, и чтобы я это поверг? Есть простое средство: «Возьмешь, бывалоча, меж двух корявых пальцев…» — «Это вернее», — смеется Светлана.
Все ж справляли Настин день рождения — у бабушки. Чего-то едят, достают… Тут Майкл едет — хочу с ним денег переслать и посылку: сыру, сухого молока, колготки… И Катя тут звонила: Майкл еще возьмет ли деньги? Обыщут… И лекцию мою в Йеле в среду отменяют — забастовка как раз в среду! Катя: «Вы знаете, что у вас? Государство объявилось банкротом, и Ельцин взялся платить все долги? Значит — деньги печатать…»
Тут же и Димка звонит из Турина — я ему напомнил про Настин День рождения. Он им тоже позвонит. А мне говорит, чтобы я не вздумал доллары везти в Союз: 30 процентов возьмут на таможне, а дома держать — ограбят, а положить куда — не выдадут. Советует оставить у Суконика и чтоб тот перевел на счет Димки в Щвейцарский банк, а тот уж найдет средство мне переправлять по надобности…
— Но мы ж подохнем! Деньги на еду на этот год пойдут! — я ему.
— Ты слушай меня. У меня есть в Москве люди; они тебе будут давать, а у тебя будет рост идти. У тебя сколько будет? 7 тысяч? Ну вот за год будет нарастать 700.
— А что мне толку, если тут будут деньги нарастать, а мы там будем асфальт грызть? Ты хоть помни, что у тебя там родня; подкидывай сестрам и бабушке да отцу посылочки какие.
— А ты привезешь и дома хранить будешь — так тебя там пощупают…
— Да ведь и так «пощупать» могут: откуда им знать, что у меня нет ничего, раз приехал из Америки?
Вот такие-то проблемы. Еще и с деньгами. Перевозить или нет? Юз считает, что от сыновей ничего отцам не получить — зажмут.
Ну ладно: давай остужайся — работою.
Свободное копирование
