VI. Непризнанная революция
Направляясь в Россию, я знал, разумеется, что там произошла революция в 1917 году, а после нее несколько лет шла гражданская война. Познакомившись с русскими, я видел, что страдания тех лет оставили глубокие следы, а некоторые так и не оправились окончательно; гражданская война составляла привычный предмет разговора и была любимой темой для пьес, как и до сих пор. Большинство русских, я уверен, не желали новых революционных волнений.
Поскольку, по моему мнению, русская революция закончилась и завершилась, мне и в голову не приходило, что страна берет курс на новое социальное потрясение, почти такое же радикальное и неприятное, как и первое. Ничего подобного я не ожидал, и не знал всю подноготную, чтобы оценить значение второй русской революции тогда, когда она проходила на моих глазах.
Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что события 1929 года и последующих лет были не менее революционными, чем последовавшие за 1917 годом. Я наблюдал второй общественный переворот вблизи, и могу засвидетельствовать, что он принес не меньше замешательства, горечи и страданий, чем революция 1917 года. Из второй революции проистекла другая гражданская война, когда брат пошел на брата, и русский на русского, точно так же, как в предыдущем десятилетии. Трагедия здесь в том, что конца второму перевороту не видно; он бушевал совсем недавно с той же силой, что и в 1929 году.
Наша семья приехала в Россию, когда последствия первой революции и гражданской войны почти совсем сгладились, и люди жили довольно удобно и приемлемо. По крайней мере, так было в нашем рудничном городке на Урале. Жизнь в Кочкаре шла гладко в течение первых полутора лет. Люди вели, я бы сказал, нормальное существование для довольно примитивного рудничного городка; нам, во всяком случае, жизнь казалась сносной и даже приятной.
Конечно, встречались и трудности; невозможно собрать тысячи совершенно неподготовленных рабочих, которые никогда не видели современной горной техники, и надеяться, что механизированный рудник станет действовать без сучка и задоринки. Можно приводить примеры, что случалось с дорогим импортным оборудованием на нашем американизированном руднике, когда мы его запускали, от которых у любого инженера волосы дыбом станут.
Русские, и рабочие, и управляющие-коммунисты, имели преувеличенное представление о том, что может американская техника; отказавшись от религии в любой форме, они поставили механизмы на место прежних богов. И им не приходило в голову, что с машинами надо правильно обращаться, чтобы они работали; оборудование на нашем руднике, да и других, слишком быстро приходило в негодность; так обстоят дела до сих пор, поскольку советские рабочие еще не освоились с обслуживанием техники.
Тем не менее, так или иначе нам удалось запустить Кочкарское золотодобывающее предприятие, вместе с новой американской обогатительной фабрикой. Она была самой прогрессивной в этой отрасли промышленности, и через наши руки проходили тысячи студентов, учились, как должен работать механизированный рудник.
Как только они получали первоначальные понятия, их отправляли на место работы и включали в дело.
Я достаточно навидался советской промышленности, чтобы представлять себе, насколько сильно она зависит от руководителя, куда больше, чем в Соединенных Штатах. Серебровский побывал везде, и везде оставил свой след; его считали суровым, но справедливым диктатором и неукоснительно подчинялись его приказам. Серебровский действовал на других русских частично благодаря своей громадной энергии — это качество реже встречается в России, чем у нас в стране; она казалась неистощимой. Золотодобыча стойко возрастала, и за счет жильных рудников, и россыпных месторождений, везде осваивались новые методы и оборудование, настолько быстро, что едва успевали получать оборудование из-за границы и поверхностно обучать людей на нем работать.
Когда Кочкарский рудник и обогатительная фабрика пришли в стабильное состояние, так что их можно было оставлять другим управляющим на достаточно долгое время, меня стали постоянно посылать на другие рудники, осматривать новые или реконструированные предприятия и предлагать программы развития. Мои знания в русском языке дошли до того, что я мог вести обычный разговор без переводчика, что мне сильно помогало. Думаю, в значительной мере мне удалось добиться чего-то в России именно благодаря знанию языка.
Первое поручение за пределами Кочкаря я получил уже в конце 1928 года, а в 1929 году инспекционные поездки участились. За тот период я посетил не только все золотые рудники Южного Урала, но путешествовал и в Башкирию.
