IV. Нашим домом становится Сибирь
Мы чувствовали себя куда спокойнее, отправляясь из Москвы к месту первого настоящего назначения в России, потому что мне наконец нашли англоязычного переводчика, и он ехал с нами. До сих пор мне не приходилось полагаться на переводчика, чтобы меня поняли, и я был очень рад, что теперь он есть. Мы ехали в Свердловск, столицу Урала, где должны были пересесть на другой поезд, и где, как меня уверяли, нас встретит представитель с рудников.
Свердловск назван в честь известного большевистского лидера, который умер несколько лет назад; раньше город назывался Екатеринбург, в честь Екатерины Великой. В 1918 году там расстреляли царя Николая II и его семью. То был довольно унылый российский провинциальный город, когда мы его впервые увидели в 1928 году, но уже были заметны признаки обширного строительства и активизации промышленности, полностью изменившие его облик за следующие несколько лет.
Мне сказали, что представитель с Кочкарского рудника владеет английским, но когда тот встретил нас у поезда, обнаружилось, что он ни слова не говорит по-английски, да и ни на одном знакомом мне языке. Он был венгерский коммунист, один из последователей Белы Куна, венгерского коммунистического лидера, приехавший в Россию после поражения большевистского режима, установленного в Венгрии вскоре после войны.
Мне он показался довольно неприятной личностью, да и внешностью не вышел. Еще меньше мне понравилось, когда время шло, а он все настаивал, под разными предлогами, что выехать на рудники нет возможности. То говорил, что дороги непроезжие, то узнавал, что мост смыло.
В Свердловске нас поселили в гостинице, куда менее приятной, чем в Москве, но такой же дорогой; за всю семью выходили бешеные деньги. Тем больше меня раздражала долгая задержка, и наконец я сказал венгру, что если мы не отправимся в ближайшие двадцать четыре часа, я возвращаюсь в Москву. Это решило дело, и он сообщил, что ехать можно; я уплатил раздутый гостиничный счет за двенадцать дней, что мы там находились, и был рад наконец уехать.
Только через два года, в беседе с заместителем управляющего Кочкарского рудника, я узнал, что венгр нарочно задерживал нас в Свердловске, чтобы самому развлекаться в городе, уж какая там ни была ночная жизнь. Не было никаких причин не поехать на рудник из Свердловска хоть в тот же день, что прибыли из Москвы. Ему поручили привезти нас, когда мы сами пожелаем, и выдали деньги на оплату счета в гостинице. Поручение ему дали в первую очередь потому, что он прикинулся, будто знает английский. Каждый день он телеграфировал на рудник, что мы делаем покупки и пока еще выехать не можем. Тем временем он тратил на себя деньги, выданные нам на гостиницу, и вообще неплохо развлекался за наш счет.
В 1937 году, примерно в то время, что я собирался окончательно уехать из России, советские газеты сообщили об аресте Белы Куна и многих из его венгерских коммунистических последователей. Если они все были вроде того типа, я удивлен, что этого раньше не случилось. Но русские в большинстве своем простодушны, и иностранцы легко могут их обмануть при желании. Встречались тогда и другие иностранцы в России, не менее ловкие, чем тот венгр. Они и разрушили природное дружелюбие русских по отношению к иностранцам.
