Итак, по возвращении своем в деревню и занялся я действительно всем тем в достальное время поста. А вскоре после меня не преминул съехать с Москвы и приехать к нам и дядя мой, и, увидев переправленные мои хоромы, не мог выдумку мою довольно расхваливать и ей надивиться. Впрочем, не преминул я также побывать еще раза два и у своей невесты, с которою познакомливался и от часу больше.
Наконец окончился наш пост и начался мясоед, долженствующий решить мой жребий и судьбу мою кончить. Чем ближе подвигался я к сему времени, тем более волновался и смущался и беспокоился весь мой дух. Совершенная неизвестность -- будет ли мне женитьба моя удачна, и счастливее ли я чрез оную сделаюсь или бессчастнее -- тревожила меня и смущала чрезвычайно, и тем паче, что не было никаких особых видов, которые могли б льстить меня сколько-нибудь приятными надеждами, а встречались с мыслями моими более сумнительствы в получении всего того, чего наиболее желало мое сердце.
Сие, будучи сотворено уже от природы с наинежнейшими чувствованиями, желало всего более, чтоб и будущий сотоварищ в жизни моей имел сердце с такими ж чувствиями или сколько-нибудь ему подобное. Но сие было не только неизвестно, но, к величайшему моему неудовольствию, не было к тому ни малейшего луча надежды. Ибо, как ни старался я то примечать при всех моих с нею свиданиях, подававших мне случай к разговорам с нею о разных материях и к желаемому испытыванию и узнаванию всех ее природных способностей, а отчасти и самых свойств душевных, но не мог приметить ни малейшей к тому наклонности, что хотя и приписывал я чрезвычайной ее молодости, но все-таки надеялся и желал найтить в ней хотя некоторые начатки и приготовления к тому; но как не находил и сих, то огорчало сие меня до бесконечности.
При таковых обстоятельствах другого не оставалось, как брать прибежище свое к философическим рассуждениям, и ополчаться не только терпением, но относительно до всего, могущего быть, и философическою твердостию духа. Ни в которое время не нужна, была и не помогала мне так много моя философия, как в сие, которое можно почесть самым критическим в моей жизни.
Не один раз по нескольку минут, а иногда по целому часу хаживал я по любимой своей, и под тению дерев в саду проложенной и пробитой тропинке взад и вперед, и углублялся в философическия размышления и предварительные суждения о будущей и неизвестной судьбе своей! Не один раз восклицал я сам в себе:
А!... что будет, если в будущей жене своей не найду я себе такого товарища, какого желала вся внутренность души моей и желает и поныне мое сердце?.. Что будет, если не найду в ней такого друга, к которому бы имел я и которая бы взаимно имела ко мне нежнейшие чувствования, которому б мог я сообщать все внутренние действия души моей, все мои мысли и помышления и все желания и хотения моего сердца, и которая за удовольствие бы поставляла себе во всем согласоваться с оными?... Что будет, если между нравами -- моим и будущей подруги моей не будет ни малейшего согласия и единообразия, но случится в ней нрав и чувствования совсем противуположные моим, и ни в чем не можно будет сладить и согласиться с нею?... Можно ли тогда ожидать всех тех блаженных утех и непорочных радостей и веселостей в жизни, какие ласкался и ласкаюсь я всегда получить от супружества себе, и какими пользуются и наслаждаются действитёльно многие счастливые четы?... Что будет, если и при дальнейшем возрасте пребудет она таковою ж, каковою она мне теперь кажется, не знающею ничего и не имеющею ни малейшей склонности к чтению, наукам и познаниям?...
Ныне приписываю я то ее молодости воспитанию и льщу себя надеждою, что со временем вперю я в нее сии блаженные склонности! Но, что будет, если я в сей надежде обмануся и если окажется, что она от природы ни к чему такому, чего бы я желал, неспособна, и в ней нет и врожденных склонностей к тому?... Что будет, если и вышедши замуж и достигши до возраста совершенного, будет и останется она навсегда таковою ж несловоохотною и таковою ж неласковою ко мне, каковою я вижу ее ныне?... Ну что, если и это в ней природное, и если и тогда не увижу и не дождусь я от ней ни малейших ласк н таких приветствиев ко мне, какие составляют душу счастливых супружеств и всего более взаимной любви поспешествуют!... Что, если она и тогда будет такая ж несмеяна и я не увижу никогда в ней ни радости, ни удовольствия и всего того, что веселым и приятным называется, или, что того еще хуже, если будет она всегда невесела и всем и всегда недовольна и только в одних жалобах на все и все в беспрерывном ропоте все свое удовольствие находить будет?...
"Несчастные такие нравы бывают не редко в свете, а особливо между женщинами!... И ну, если, к несчастию моему, она иметь будет таковой и притом еще вместо любви -- ненависть ко мне?... Что тогда изволишь делать?... Какою желчию станет напоять она все веселие и блаженство дней моих!... Какой необъятной труд и какое философическое терпение потребно будет мне тогда к великодушному переношению всего того, и какое искусство к прикраиванию себя к характеру таковому... Ах! сие устрашает меня всего более...
"Но с другой стороны, ежели вспомнить и подумать о том, что все брачные и толь великое на всю человеческую жизнь и на все их потомство влияние имеющие союзы не происходят и не могут никак происходить по слепому случаю, а располагаются невидимою рукою пекущегося об нас божеского Промысла и святым его Провидением; то, что можно учинить вопреки велению его, и можно ли уклониться от того, чему должно быть по сему мудрому распоряжению его?... Ах! В сем случае другого не остается, как повиноваться совершенно воле его и быть довольным такою, какою угодно будет самому Господу наделить меня... Он знает совершениее, что для нас лучше и что хуже, и верно изберет и избирает всегда наиполезнейшее для нас... Итак, его святая воля и буди в том, а мне остается только охотно принять жену от десницы его и быть уверенным, что избрана она мне Им, и верно не ко вреду, а к пользе моей, и чтоб в случае, если что и откроется в ней дурное и для меня неприятное, так несомневаться в том, что сам он и поможет мне переносить все то с терпением и с спокойным духом".
Вот каким образом, удаляясь от всех людей, помышлял, озабочивался, смущался и чем сам себя ободрял и подкреплял я в самые последние дни пред своею женитьбою. И не один раз было то, что я не прежде выходил из сада, как повергнув себя где-нибудь в скрытом уголке пред невидимым и вездеприсутствующпм высочайшим Существом, вверяя ему вновь всю свою судьбу и все свое счастие и несчастие, и возвергая на него всю свою надежду и упование!
Ныне, пишучи сие при позднем вечере дней своих, и препроводив уже более сорока лет в моем супружестве, и обозревая умственным оком все сие долговременное течение оного, могу и должен сказать и признаться, что во многих из вышеупомянутых тогдашних умозаключениях своих, а особливо в надежде и уповании моем на Творца моего, я нимало не ошибся. Но благодетельствующий и о пользе моей пекущийся святый Промысл Господень не одарил хотя меня некоторыми из желаемых тогда моим сердцем выгод и вещей; но заменил то иным с лихвою и так, что я тысячу причин имел и имею быть судьбою своею довольным, и что я всего меньше мог не только тогда, но и в первые годы моего супружества того предвидеть, что Провидению Господню угодно было совершенное удовлетворение тогдашним вожделениям сердца моего произвесть и осчастливить тем меня не тогда, а предоставить оное дальнейшему, предбудущему и тому времени, когда иметь я буду уже детей, и в них во всех, а особливо в дарованном мне от оного сыне, доставить мне наконец то в полном совершенстве, чего желала тогда вся внутренность души моей, то есть совершенное во всем важнейшем подобие самому себе, и такого друга, собеседника и во всех моих чувствованиях соучастника, какого я себе только желать мог и который вместе с сестрами своими, доставив мне несметные тысячи минут приятных и блаженных в жизни, служит и ныне утешением мне при старости моей и делает и самые поздние дни мои блаженными,-- и за что за все не могу я довольно возблагодарить Господа.