автори

1427
 

записи

194041
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Vyacheslavov » Дневник - 10

Дневник - 10

10.03.1980 – 26.04.1980
Тольятти, Самарская, Россия

1980 г. Брак на потоке

10 марта. У Светы, сестры Вики, в этом году серебряная свадьба, и она попросила прислать к этому дню большую коробку конфет, которые стали дефицитом и продаются из-под полы, по-знакомству. Всё дефицитное продавцы прячут в тайники, под пустые ящики, среди мусора, чтобы ревизия или ОБХСС не обнаружили.

Тольятти всё же лучше снабжается, чем другие города. Сегодня Вика купила четыре коробки по 5-80, три пошлет, одну себе оставила на день рождения. Володя из Таллинна прислал 160 рублей на запчасти, которые нигде невозможно купить,  а у нас воры продают по цене в четыре раза дороже государственной.

Никак не могу понять такую политику: почему нельзя поднять цену на товар, пользующийся спросом? Этим самым закроется лазейка для спекулянтов, которые сейчас процветают и благословляют современные законы и правительство, которые их не трогают и дают наживаться. В газетах прямо  пишут,  что сейчас из всего умудряются делать дефицит. Виновных не указывают, критика обезличена, или: такому-то объявили выговор, от которого тому немножко стало прохладней,  и он может продолжать в том же духе, от выговора никто еще не умирал и не отказывался от больших денег. Везде только и слышны разговоры о страшной бесхозяйственности.  Долго ли это будет продолжаться?

 

13 марта. И снова четверг. Я привык выходить из дома в одно и то те время: и снова пришел первым.

— Ты уже пришел? — удивилась Валя.

Мне становится неловко от своей чрезмерной старательности — притащили черти, помешал людям.

Валя сидела со старшеклассницей и разбирала её стихи. Чтобы не смущать школьницу, сел за стол, достал записную книжку и углубился в нее. Не так-то и много там записано. Умные мысли редко приходят. Чаще, записываю то, что могу забыть, а забивать голову мусором не стоит.

 Скоро пришел Богачев и начал наставлять Валю, мол, надо давать в редакцию рапортички о состоявшихся вечерах поэтов с народом, или просто меж собой. У меня было точно такое же мнение, о нас мало кто знал и не мог найти, но, думал, что Вале виднее, что и как делать.

— Я немного иначе относилась к этому, — ответила она. — Думала, что  нечего нам пока лезть в прессу, но ты, наверное, прав.

Громогласно возник худощавый Иван Стремяков, достал листки с фирменной надпечаткой журнала "Молодой Гвардии", куда он посылал свои стихи, и с некоторой эмоциональностью протянул Вале:

— Почитай, как меня несправедливо раздолбали.

— Подождем, когда все придут, тогда и прочитаем. Можно?

— Я и принес для этого.

Вошел Иван Руднев, давно не появлявшийся. Кости Рассадина не видно. Мосин почти весь вечер промолчал.

Когда все пришли, Валя начала читать ответ,  рецензию на стихи Стремякова. Любой начинающий был бы в восторге от такой рецензии, но Иван не считал себя начинающим,  и рецензия для него была несправедливой.

— На что я надеялся, то не прошло. Хвалят те, которые я считал пустяками. Пошли я Бокову эти стихи, он будет хвалить совершенно другие стихи.

Все согласились, что мнение рецензентов субъективно и несправедливо, хотя там и было написано, что подборку стихов можно дать.

Стремяков был оживлен, посмеивался. По всему видно, что эта рецензия его взбудоражила, и, вполне возможно, понравилась.  Лишь делает вид, что ею недоволен. Такое кокетство вполне простительно: не мальчик, чтобы откровенно радоваться.

Валя прочитала последнее выступление Евтушенко в "Литературке", где он говорил, что в современной литературе нет настоящего героя потому, что писатели разделились на узковедомственные темы, деревенщиков и городских. Трудно представить,  что Астафьев может написать о московской интеллигенции, а Юлиан Семенов о деревне. А нужно писать обо всем,  как Лев Толстой в "Война и мир",  Алексей Толстой,  который мог обо всем написать, и, мол, он сам к этому стремится, сейчас пишет прозу, занимается цветной фотографией, снялся в фильме "Циолковский".

— Это он подготавливает общественное мнение к своему гению, скоро его книжка выйдет. Если разобраться, то "Братская ГЭС" — это не поэма, а сборище отдельных стихов. Все разрознено, — сказала Валя. — А последняя его вещь — "Ивановские ситцы", сплошная неудача. Просто, человек умеет подать себя. Единственный из поэтов, который объездил 64 страны. Лондонские телевидение впервые из всех советских поэтов сделало о нем 45-ти минутный фильм. А его высказывания за границей? Дискредитация социалистического строя!

Слово вылетело. Не у всех, но у меня зафиксировалось, и я всё это вспомню, когда Евтушенко приедет в Тольятти, и Валя уже будет говорить совершенно иные слова, восхищаться его гением. Сейчас же никто не стал с ней спорить, промолчали. Нонна достала книжку "День поэзии" Куйбышевского издательства. Там были стихи Ивана Стремякова.

 

Почти все вышли на перекур.  Я с трудом отыскал свое пальто на вешалке. За мной оделся и Иван Руднев.

Не стали ждать автобус, отправились пешком,  чтобы поговорить. Спросил о его планах.  И он долго говорил о себе, что ему все слишком легко давалось,  первому на ВАЗе дали квартиру, персональный повышенный оклад", в первую очередь передвижение по служебной лестнице.

— Кем ты сейчас работаешь? — Спросил я.

— Рабочим.      

— Почему?

— Мне стало неинтересно,  и я ушел. Сейчас у меня времени больше.  В четыре — я дома, и могу писать. А тогда целые дни приходилось быть на заводе.

Мы подошли к его дому и остановились. Я увидел его лицо растроганным, и не понял, отчего, то ли от собственных поступков, то ли от своих слов?

— А если у тебя ничего не получится с прозой?

— Ничего страшного. Зато я занимаюсь интересным делом. Ну, пока, я тебе много наговорил.

— Дай мне что-нибудь почитать своё. Неужели боишься?

Иван замялся. Почему-то он предпочитает скрытничать. Впрочем, его можно понять,  если вспомнить его повесть "Черномазые эскулапы", про ремонтников. Раньше он мне рассказывал,  что очень много писал, и пишет,  мол,  иной раз целыми ведрами выносит исписанную бумагу.

 В эту гиперболу не верилось. Чего ни скажешь ради красного словца! Чтобы столько исписать,  нужен не один год,  и всё это время собирать бумагу, чтобы потом вынести ведрами. Если даже поверить его словам, то, значит, понимает, что все, что он пишет — ерунда, он сам это сознает, поэтому и выбрасывает. На самом же деле, все это говорит из желания похвастать, вот, мол, какой он, как настоящий писатель, не жалеючи, выбрасывает свои творения, оставляя самое лучшее. Но в том-то и беда, что лучшего у него так и нет.

 В 1983 году узнал, что он вернулся на свою старую должность, то есть инженерную, заместителем какого-то большого начальника, и, естественно, стало не до прозы. Видимо, поставил крест на своём творчестве, то есть поступил так, как должны поступить многие из нас.

 

19 март. Эту неделю работал в первую смену. В перерыв иду в раздевалку, где можно почитать в тишине и передохнуть от смрадного воздуха цеха. Ямполец тоже приходит сюда на перерыв, и мы разговариваем. Сегодня услышал от  него то,  что давно хотел услышать. Как всегда он начал жаловаться на неорганизованность в цехе,  бестолковость начальников,  потом сказал:

— Народу понапринимали,  а толку нет.   Никто  не умеет работать.  Один только разбирается,  но никого не хочет учить,  отмахивается.   Правда,   я сам такой.  Сам доходи. Вот и учу инструкции.   А многие не хотят читать.  Толкутся, как слепые кутята.

Он тоже не хотел никого учить,  никогда не объяснял, все неисправности устранял молча,  понимал,  что если научит другого,  то  потеряет монополию,  и на него уже не будут смотреть с таким обожанием,  как раньше, не сможет капризничать,  ставить свои условия. Мог нагрубить начальнику участка.

Последние полгода устранился от руководства бригадой,  предоставив Госсману самому выкручиваться и тянуть план.  А он оказывался в стороне лишь потому,  что не был согласен с действиями мастера, не замечая того, что Госсман ничем не хуже всех других мастеров,  а может быть, даже и лучше.

И каждый раз при встрече со мной, он брюзжит,  чем-то недоволен.  Никогда я не    слышал,  чтобы он чему-то обрадовался и чем-то остался доволен,  всегда кого-то ругает,  хает. В свои 36 лет превратился в закоренелого нытика и брюзгу.

По письму,  что я написал в газету "Труд", уже приняли меры: подсоединили шесть станков "Ландис" к вытяжной трубе. Может быть,  это немного снизит загазованность в цехе,  особенно в ненастные дни,  когда дым не вытягивается, а стелется понизу,  вызывая в глазах резь.

В 1983 году  эти станки по-прежнему коптили цех, как паровоз. Рабочие безропотно продолжают трудиться. Первое время прибегали ко мне жаловаться на задымлённость, даже начальник участка однажды оправдывался передо мной. Я же понял, что никто не в силах изменить это положение — почти такой же дым застилал весь цех, спокойно можно работать и дышать лишь до обеда.

Написал половину рассказа от первого лица и остановился, не знаю,  как продолжать,  то ли усталость, то ли неспособность. От этого удручающее настроение,  ведь ясно, что из меня ничего не получится, чего же я стараюсь чего-то сделать? И в то же время,  некоторые рассказы у меня получились,  и потом,  это все-таки какое-то занятое,  хобби. Возможно,  и смогу придумать что-нибудь стоящее?

 Сегодня прочитал прелестную новеллу "Тихий уголок". Вот так нужно писать! Чехов писал рассказ в день, а у меня рассказ в три месяца, это в лучшем случае. В худшем, вообще, ничего не пишется. Хотя, надо отдать должное и работе, после которой приходишь выжатым лимоном, Чехову в этом отношении было легче.

 

21 апрель.    Впервые в этом году сделал проверочную пробежку, до конца квартала. Температура +13.  Бежал легко. Мог бы и больше,  но для первого раза достаточно, так как зимой зарядкой почти не занимался, когда не беспокоила невралгия.

Вчера в воскресенье вышел работать во вторую смену. Чтобы скоротать время, читал "Лучезарный Феникс".  Отлучился на пять минут и оставил книгу в столе начальника участка. Когда пришел, её уже не было. Спросил Мыльцина, видел ли он кого возле стола?

 Он ответил, что был Сергей Бояринов, мастер соседней бригады.  Я подошел к нему,  но он стал отрицать и улыбнулся. И нельзя понять его улыбку, то ли  она его выдавала, то ли оправдывала.  И чему улыбаться? И в то же время,  кроме него никого здесь не было,  но и это не доказательство, что он взял, для этого нужна 100%  уверенность.

Сильно расстроился.  Это первая книга в жизни, которую у меня украли. Я никогда в жизни не терял книг. И вот, это случилось. Правда, в армии у меня украли "Уарду" Эберса. Я положил её, как всегда,  под матрац. Пересмотрел все койки в казарме,  потом принялся осматривать на сопке, повезло, скоро нашел. На радостях не стал допытываться, кто взял, да и что бы это далО, главное, я получил урок и стал еще осторожнее в хранении книг.

На улице сухо, вернее, сухой только асфальт, а земля переувлажнена от растаявшего снега. Бегать по грязи не хотелось, поэтому так поздно начал.

 

23 Апрель.   Солнечный день. +18. Ветрено. Все же, после вчерашнего бега ноги сильнее болели, и сегодня бежать трудно. Пробежал в лес на сто метров за десять минут от дома и назад за девять минут. В лесу сделал небольшую разминку.

 

26 апрель.  Вчера решил не бегать,  отдохнуть. Желание бегать есть.  Добежал до турника, 10 мин делал зарядку. +16. Время 24.  Ноги не болели,  но бежать тяжело.

С удивлением  встретил избрание Индиры Ганди на пост президента.  У нас многие,  если не все,  считали, что с ней уже все покончено. Лектор на заводе рассказывал,  что её сын вытворял то же,  что и у нас Берия в свое время,  мол,  если про Берия знаете, то нечего рассказывать: насиловал женщин, занимая руководящий пост, по своему усмотрению назначал и снимал министров.

Сама Индира занималась спекуляцией драгоценностями в особо крупных масштабах. Одно время в газетах писали, что её будут судить за многочисленные служебные злоупотребления. И вот,  сейчас она снова выплыла, и наша печать — рот на замок, больше не говорят о злоупотреблениях. Брежнев поздравил с избранием.  Как же, надо дружить,  великая страна.

В начале апреля каждый день сообщали о тяжелом положении, о болезни Броз Тито,  и вдруг, как отрезало, ни слова не упоминали о его состоянии в течение недели, если не больше.

В феврале прошлого года привезли фрезерные станки из Витебска, завода имени Коминтерна, взамен вильнюсских, которые так и не смогли заставить работать, хотя они были новенькими. Лет семь они балластом простояли в цехе, много раз пытались запустить, приходила бригада слесарей из четырех человек.  За три месяца ремонта запускали станки, но уже через месяц, один за другим станки выходили из строя.  Под конец 1978 года их разобрали и вывезли в 062 корпус, где из них сделали полуавтоматы, и нарезали шестеренки в небольших количествах.  Для такой цели они вполне годились.

И вот, привезли новые станки, металлоемкость которых в два раза больше,  чем работающих немецких,  и в три раза вильнюсских.  Громадины не внушали доверия, и все сказали, что работать они не будут, и со временем их, как и вильнюсские, вывезут на металлолом.  Через полгода приехали наладчики из Витебска. Масло из системы смазки за смену полностью вытекает из трубок и соединений внутри станка.  Буквально в каждой смене фрезы с силой врезывались в калёные опоры,  и начиналось биение.

Конструкторы зачем-то сделали на этих станках врезание, чего не было на прежних станках и сейчас работающих, и все наладчики почему-то об этом забывали, настраивали по-прежнему, и фреза летела в брак вместе с опорой. Потом один за другим станки начинали заклинивать,  или электрика выходила из строя.   До нового года они ничего не смогли сделать.

В этом году снова приехали наладчики:  из восьми станков работают только два,  на четырех биение опоры,  которая изготовлена из мягкого железа,  не каленые, и за два месяца работы почти на всех станках опоры изрезали.

А новых, пока не сделали. На двух — отказала электрика.  На другом — пробило фильтр. Белорусские наладчики, особо не утруждаясь, отчаялись запустить станки с таким множеством недостатков, вчера один сказал:

— Нет,  они работать не будут.

Ямполец ездил на этот завод принимать станки, рассказывал, что даже там наладчики не могли наладить станки, и сетовали на сборщиков,  которые, в свою очередь,   ругали изготовителей детали станка.  Почему рабочие не заинтересованы работать качественно? Частнособственническая психология: не для меня, значит, гори оно синим пламенем.

Даже за нами контроль ослаблен,  не контролируют нашу работу,  что они должны делать в течение смены:  шестерню привода вообще не проверяют,  изготовленные детали прямо из кассеты высыпают в ящик,  а там встречаются и бракованные детали из-за литья — раковины,  недоливы.

Большей частью контролеры сидят втроем и разговаривают, читают, вяжут. Часто рабочие по небрежности допускают брак, и никто за это не наказывает. Впрочем, иногда наказывают, но лишь для того, чтобы бригада получила премию за качество.

Один оператор рассказывал, что деньги на премию рабочим распределяются среди руководства: парторг Дивулин,  профорг, начальник цеха. Все члены партии знают о махинациях Дивулина,  и с квартирой,  и с машиной,  с деньгами, с  дополнительными днями к отпуску. Якобы отдежурил 12 раз на ДНД. На самом деле, его и разу не было, и все равно, он который год работает парторгом, получает премии, поздравляет рабочих,  часто печатает заметки в многотиражке. Все знают и все молчат. То и дело слышишь, что некоторые охранники беспрепятственно пропускают воров.

Все крупные преступники — начальники, а все начальники — коммунисты.   В разговорах все коммунисты ругают установленный порядок, вернее, беспорядок, который длится который год, и не видно конца. В молодости я верил, что с каждым годом будем жить все лучше,  и все трудности временные. Однако,  с каждым годом все хуже. Дефицит на все предметы  первой необходимости.  Можно было бы понять, если бы исчезло что-то одно,  а то, многое,  и во всесоюзном масштабе.

Это похоже на запланированную диверсию.  Мы на первом месте по добыче хлопка, но в продаже ничего нет, всё из синтетики. Кое-то поговаривает, что все эти трудности связаны с Олимпиадой, чтобы прокормить миллионную ораву гостей. Уж, наверняка, полки магазинов Москвы будут ломиться от разнообразия продуктов.

Брежневу  присудили Ленинскую премию за три книги, которые скорей надо  назвать брошюрками.  Рюмин из космоса говорит:

— Эти книги сделались настольными для каждого советского человека не только на земле, но и в космосе.

Это всё напоминает знаменитые цитатники Мао. Молодежь сейчас ничего не знает о Хрущеве, а если и слышит о нем от старших, то только ругань и плевки, то же самое будет и с этим. Рассказывают, что какая-то бригада на заводе полностью не вышла на субботник, и направили письмо в ВЦСПС, копию в завком завода,  где протестуют против условий труда, маленького заработка, что есть нечего, в магазинах нет продуктов.

В разговорах кто-то говорил, что книга Брежнева написал знаменитый журналист Анатолий Аграновский. Позже прочитаю в СМИ:

«Александр Мурзин, напечатавший в «Комсомольской правде» очерк о своей работе над воспоминаниями Брежнева:

«Анатолий Аграновский, работавший в "Известиях", написал "Возрождение". "Малая земля" вышла из-под пера Аркадия Сахнина. Он хоть и не состоял в штате "Комсомолки", долгое время печатал там свои блестящие очерки и статьи. Я, в 1960-х член редколлегии этой газеты, стал автором "Целины". Аграновского и Сахнина я назвал открыто лишь потому, что их фамилии, как и моя, уже не раз обнародовались в прессе под грифом "причастных". Хотя я слышал, что семья ныне покойного Аграновского отрицает его связь с высочайшими мемуарами. А Сахнин — тот вообще угрожал подать на меня в суд и печатно обвинить в клевете, лишь только я посмею выступить сам или приплести к делу Аркадия Яковлевича. Так же думали автор "Молдавской весны" — В.Г. — и еще один человек с инициалами В.Г. — автор "Космического Октября" (оба в прошлом известные журналисты "Комсомолки"). Так что из пяти настоящих творцов мемуаров я остался единственным хранителем этой тайны, готовым честно о ней рассказать».

21.06.2020 в 18:37


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама