Наша Маша - 214

20.5.61.

Папа вчера приехал из Комарова. Приехал неожиданно, не предупредив. Машка спала. Когда проснулась, мама говорит ей:

 — Ты знаешь, кто приехал? Папа!

Не верит. Смеется. Ну, да! Дескать, ври больше.

И вдруг папа самолично входит в комнату. Радость неподдельная.

Вчера и сегодня почти все время вместе. Только утром папа несколько часов работал.

Гуляли. Играли. Читали. Под вечер ходили к домику Петра, оттуда через Кировский мост прошли на Марсово поле. Несколько минут постояли у могил Жертв Революции, где бьется на ветру язычок вечного огня... Хотели зайти во двор Мраморного дворца, но ворота были уже закрыты. Только издали посмотрели на ленинский броневик. Я напомнил Машке, что это такое. Вцепившись ручонками в прутья садовой решетки, она внимательно смотрела на черную угловатую машину и вдруг спрашивает:

 — Он детей любил?

И сама же ответила:

 — Да, любил. Я знаю.

* * *

Еще из старых заметок.

Молодой месяц пробивается сквозь тучи.

 — Как “э” оборотное, — говорит Машка.

* * *

Путает (и не в первый раз уже) “фабрику” с “Африкой”. Спрашивает:

 — А эти стулья тоже на Африке делали?

* * *

Комарово. У магазина на Морском проспекте два маленьких мальчика — близнецы.

 — Ой, папа, папа, смотри, близнецы!

Спрашивает:

 — Это близнецы?

 — Да, близнецы.

Подходим ближе, и Машка уже другим тоном, разочарованно:

 — Нет, это не близнецы.

 — Почему ты думаешь?

 — У них шарфики неодинаковые.

* * *

Юношеская фотография моего отца Ивана Афанасьевича. Он в форме стандарт-юнкера Владимирского драгунского полка, с эполетами, в портупее. Говорю:

 — Это твой дедушка Иван.

 — Он что, милиционер был?

* * *

Читал я как-то маме в журнале подборку “Шведский юмор”. Мама смеялась. Маша посмотрела на нас и тоже стала смеяться.

Я говорю:

 — Ты что смеешься?

 — Я, правда, ничего не поняла, но все-таки мне смешно.

* * *

Между прочим, “все-таки” (и не все-таки, а все-така) — одно из любимых ее словечек.

 — Папа, давай поиграем.

 — Нет, Маша, мне некогда.

 — Ну, все-така!

* * *

Были мы с нею и с мамой в Летнем дворце. Маше было интересно. Не то что в прошлом году, когда мы осматривали с нею Царскосельский дворец и она дико хохотала, видя, как у солидных дяденек и тетенек то и дело сваливаются с ног огромные туфли-шлепанцы.

Я показал Маше портрет Петра. Напомнил, что это Петр Великий (первая историческая фигура — после Ленина, — с которой она уже довольно хорошо знакома).

Машка очень внимательно разглядывала молодого царя. Задала несколько вопросов. Пошла дальше. Потом вернулась к портрету и снова с интересом стала смотреть на него. Вижу, хочет что-то спросить.

 — Что, Маша?

 — Папа, а откуда ты знаешь, что это Петр? Ведь ты же тогда был еще маленький.