23.6.60.
Забыл давеча записать. После долгих споров и колебаний накануне отъезда свели Машку в дамскую парикмахерскую, и там тетя в белом халате отчикала Машину косу. Машка — ничего, не плакала, не горевала, только просила все время, “чтобы было как у мамы”.
Подстригли ее в кружок. Стрижка ей не идет, а главное — волосы по бокам болтаются и лезут все время в глаза. Лучше бы уж со своим конским хвостом бегала.
* * *
Утром сидит за столом, изнемогает. На маленькой тарелочке — приправленная повидлом манная каша. Машка не ест, вертится на своем стульчике.
— Ты что?
Вздохнула:
— Не знаю... что-то кашу не хочется.
Этим “что-то” она как бы смягчает (и довольно часто) недозволенную формулу “не хочу”.
24.6.60.
От наших лужанок ни слуху ни духу. Обещали писать и не пишут.
Переписываю — в день по чайной ложке — те записи, которые делал на бумажных клочках...
* * *
Сидела за своим столиком, обедала. Рядом на оттоманке развалился наш котище.
Маша:
— Кот, уйди! Ты что не уходишь? Папа, кот на скатерть лег! У него же муравьи и глисты.
— Что у него?!!
Поправилась:
— У него комары и глисты.
Это она комаров и муравьев с блохами спутала. Знает, что и первые, и вторые, и третьи кусаются.
Свободное копирование
