Наша Маша - 116

3.1.60.

Вчера были у Маши гости. Ждала она их с трепетом, выглядывала в коридор, прислушивалась к шагам на лестнице, кусала ногти...

Первой пришла армяночка Каринэ.

Затем появилась обожаемая Машкой Леночка Журба с младшим братом. Затем во главе двух бабушек (Екатерины Васильевны и Зинаиды Васильевны) явились молодые (и довольно-таки шумные) Филиппенки — Аленка и Андрюша.

И наконец вкатилась колобком Оленька Розен, очень милая, румяная, нарядная, с двумя белыми бантами в косичках.

Конечно, было очень весело — и детям и взрослым. Мне-то, во всяком случае, было очень хорошо.

Играли, возились, зажигали свечи на елке, кружили хоровод, пили чай с пирогами, конфетами, чуртчхелой и другими восточными и европейскими лакомствами.

Большие девочки пели.

Пела маленькая Оля Розен.

И вдруг выскакивает Машка:

 — Я тоже буду петь.

И, повернувшись ко мне:

 — Что петь?

 — “Средь шумного бала”, — говорю я, зная, что петь она не умеет.

Машка не поет, а декламирует, читает нараспев какой-то монолог-импровизацию, иногда в рифму, иногда без рифмы. Читает развязно, почти в экстазе. Никого не видит, не слышит, не смущается ни взрослых, ни детей... И — без конца.

Наступает минута, когда мне приходится осторожно взять ее за руку и вывести в соседнюю комнату:

 — Успокойся. Довольно.

* * *

Не обошлось и тут, конечно, без огорчений.

Растущая в одиночестве Машка еще не знает основного закона коллектива (то есть хорошего коллектива): что мое — то и твое.

Каринэ берет куклу. Машка бежит из другого угла комнаты:

 — Дай! Это моя кукла!

Пытаюсь полушутя объяснить ей, что это негостеприимно. Но через минуту то же самое:

 — Дай мячик!

 — Маша! Маша! Разве можно так?!

 — Дай мячик! Это мой мячик.

Опять беру за руку, увожу к себе.

 — Как это нехорошо, Маша! Разве ты можешь представить, что мама или я, когда наш гость потянется за яблоком, хлопнем его по руке и скажем: “Оставьте! Не берите! Это наши яблоки!” Гостей надо угощать, все им давать и радоваться, когда они едят или берут у тебя что-нибудь.

 — А я не буду.

Стоит бычком, смотрит исподлобья, глазенки нехорошо сверкают.

Я рассердился, расшумелся, накричал на нее. Она заревела.

Распахнулась дверь — на пороге все Машкины гости. Испуганные мордочки, вытаращенные глазенки.

Самое интересное, что Каринэ, из-за которой весь сыр-бор загорелся, первая вступилась за Машу, кинулась ко мне чуть ли не с кулаками:

 — Ты что тут делаешь с ней?

Стали всем колхозом утешать Машку. Оленька Розен своими толстыми ручками вытирала слезы у нее на лице. Каринэ работала тут же грязным носовым платком. Позже, когда мы дружно играли с ней, эта Каринэ мне сказала:

 — Я тебя сначала испугалась и даже рассердилась.

Эта Каринэ на четыре месяце старше Машки, то есть ей уже почти четыре года.