X. Польская студенческая корпорация
За мое время в Петербургском университете было от четырехсот до пятисот студентов поляков, то есть около трети общего числа. Для уроженцев Царства Польского существовало на юридическом факультете несколько специальных кафедр, которые были заняты профессорами поляками; они читали на польском языке. Из профессоров поляков особенным уважением пользовался Чайковский, -- кажется, не столько за научные достоинства, впрочем, несомненные, сколько за свой горячий патриотизм, который он доводил до того, что, пробывши около двадцати лет профессором Петербургского университета, со своими русскими коллегами он говорил только по-французски [В. Д. Спасович был так любезен, что не отказался в рукописи прочитать этот очерк и сделал два замечания -- по поводу Чайковского. Первое -- он не выучился русскому языку по беспечности и не говорил по-французски, а второе -- никогда не ездил за границу. Но я сам слышал на экзамене, где Чайковский был ассистентом, как он говорил по-французски, а что он со своими русскими коллегами объяснялся по-французски -- это говорил Кавелин и даже пояснил почему. Что касается до поездки Чайковского за границу по еврейскому вопросу, то это передавал мне Хорошевский. Помню, раз, придя ко мне, он рассказывал: "Только что был у Чайковского, он вернулся из-за границы" и т. д. Что Чайковский знал по-французски, подтвердил и мой старый товарищ -- поляк О. П. Гротовский (есть его письмо). (Прим. Л. Ф. Пантелеева)]. В то же время Чайковский был человек либеральных взглядов и поэтического темперамента. С ним, однако, был такой случай. В Польше началось движение в пользу равноправности евреев; одна варшавская группа, зная либеральные взгляды Чайковского по этому вопросу, предложила ему поездку за границу для изучения еврейского вопроса и снабдила его необходимыми средствами. Каково же было удивление лиц, пославших Чайковского за границу, когда он по возвращении оттуда представил доклад, прямо противоположный тому, что ожидали. Чайковский исходил из того соображения, что как бы ни была сама по себе справедлива идея равноправности евреев, но опасно применять ее к Царству Польскому: имея уже весьма значительный процент евреев в составе своего населения, оно, по провозглашении полной равноправности, было бы совершенно наводнено еврейскою иммиграцией из тех стран Европы, где евреи еще не были уравнены в правах. Как известно, почти полная равноправность евреев была провозглашена в Царстве Польском за время управления маркиза Велепольского.
В польской корпорации руководящую роль играли "корониажи" (то есть родом из Царства Польского) не столько благодаря своему численному преобладанию, сколько в силу исторической традиции -- фактического верховенства "короны" в общественных делах. Студенты поляки, особенно корониажи, держали себя, когда я вступил в университет, совсем особняком от русских, никакого сближения не было; самое большее, что допускалось, -- при встречах на лекциях вежливый поклон. Студенты поляки не принимали никакого активного участия ни на сходках по каким-нибудь обстоятельствам (они бывали иногда на них только в качестве зрителей), ни в выборах в депутаты и редакторы и никогда не обращались за пособиями в русскую кассу. Русские относились к полякам без всякой враждебности, но тоже не искали сближения; они как бы признавали за поляками естественное право на обособленность. У студентов поляков была превосходная библиотека в несколько тысяч томов; конечно, она была негласная. Всякий студент поляк имел право быть членом корпорации, представителем которой являлся выборный комитет, заведовавший библиотекой; вся сила и власть была в руках этого комитета. Общие собрания могли только молча вотировать предложения, шедшие от комитета; всякий отдельный член не иначе мог внести свое предложение в общее собрание, как через комитет. Никто, состоя членом корпорации, не имел права обращаться в русскую кассу, так как при библиотеке существовала особая польская касса; также никто не мог принять на себя звание депутата или редактора под страхом исключения из корпорации.