Рига, на узких улицах которой в 60-е годы возле небольших кафе стояли по нескольку столиков, и молодые люди сидели там, заказав по одной чашечке кофе, часами, читали друг другу стихи, показывали рисунки, обсуждали фильмы «Новой волны» – Рига была совершенно другой, чем все остальные советские поселения — город. С одной стороны, она не была совсем уж маленькой — гораздо больше и разнообразнее Таллина, Каунаса. С другой стороны, там была совсем иная атмосфера, чем в остальном Советском Союзе.
В 1960 году летом мама повезла меня отдыхать в Прибалтику. Так случилось, что я провел там гораздо более долгое и во многом определившее мою жизнь время, чем один летний отпуск. В тот год в Риге Высшее военно-авиационное училище реорганизовали в Институт гражданского воздушного флота, но сохранили те же учебные программы, которые были в Московском авиационном. Мне, круглому отличнику, очень досаждали, не соответствовали моим академическим претензиям те жалкие программы, которые были у нас в Киеве на вечернем отделении моего домашнего Политехнического института. И мне удалось перевестись. Несмотря на несоответствие программ, меня охотно приняли на второй курс радиотехнического факультета в новый институт ГВФ. Так я и оказался в Риге.
Здесь для меня всё переменилось — началась самостоятельная жизнь.
Почти сразу же оказалось, что мне перестали быть интересны точные науки. Проведя всё детство среди серьёзных учёных, я знал, с каким трудом даже к очень талантливым людям приходят подлинные достижения в науке, и вполне жёстко для себя решил, что не спать ночами из-за таких привычных и не трудных для меня математики и физики, отдавать этому жизнь — не хочу. Но, будучи по природе человеком академическим и уже накупив у тайных торговцев и в букинистических магазинах книги Блока, Андрея Белого, Ремизова, Цветаевой, Ахматовой (именно тогда разрешили продавать их дореволюционные и двадцатых годов издания, до этого — запрещенные и изъятые из библиотек), я начал просиживать к тому же целые дни в двух первоклассных рижских библиотеках — республиканской и академической — над тем, что мне пока не удалось найти в продаже. Хотя и там всего было немало: ведь в Риге до войны была значительная часть русской эмиграции, и еще больше книг и старых журналов было у полулегальных букинистов и сборщиков вторсырья, которые тоже активно ходили по старым домам и у них можно было найти издания, не допускавшиеся к продаже в ставших более либеральными букинистических магазинах. Книги бывали и из Берлина, и из Праги, и даже из Парижа 1920-х годов. И все это я читал, даже пробовал что-то писать о них.
Больше того, латышская художественная школа начала ХХ века была просто первоклассной. Она дала русскому авангарду таких выдающихся художников, как Владимир Марков (Матвей), Густав Клуцис, Александр Древин, скульптор Теодор Залькалн. Но многие художники оставались в Риге, где в результате был очень хороший музей современной живописи. К тому же до войны в Риге существовало общество и музей Николая Рериха. Теперь уже ничего этого не было, но десятка два тибетских композиций художника открыто экспонировались в музее, что по тем временам было почти революционным. Уровень собственно латышской живописи был таким, что на Всемирной выставке, кажется, в Венеции в начале 1930-х годов латышская экспозиция заняла первое место (французы были вне конкуренции).
Да ещё в Риге был один из лучших в Европе органов в Домском соборе и постоянные очень хорошие концерты — и в нём, и в первоклассной филармонии, куда приезжали все лучшие пианисты. Я тут же купил себе абонементы. В те годы Рига была современным культурным центром, чем я активно пользовался в освободившееся от института время. На лекции в свой институт я вообще не ходил, но зато начал писать большую статью о русской ритмической прозе от Тургенева и Лескова до Белого и Хлебникова.