И вдруг — письмо из приемной Сталина!
«Ваше дело поручено рассмотреть Полтавскому обкому комсомола…» А в начале августа — вызов на заседание бюро обкома…
Вечером, после заседания, я с новым комсомольским билетом уже находился в общежитии изгнавшего меня техникума. Естественно: ведь меня восстановили, хотя год студенческой жизни был потерян, мои сокурсники уже закончили обучение.
Тем не менее я снова как бы обрел крылья. Еще бы: письмо из приемной самого Сталина! Но первого сентября я вновь понял — да, человек всего лишь винтик в государственной машине. Начальник техникума Бураковский распорядился к занятиям меня не допускать и от беседы отказался. Секретарша пояснила:
— С бывшим студентом и бывшим комсомольцем начальник говорить не будет!
Вид нового комсомольского билета не произвел на нее никакого впечатления. И снова спасительный совет: преподаватель техникума Сальников порекомендовал обратиться напрямую к наркому путей сообщения Л.М. Кагановичу [Каганович Лазарь Моисеевич (1893–1991) — член партии в 1911–1961 гг., член ЦК в 1924–1957 гг., член Политбюро (Президиума) ЦК (1930–1957), член Оргбюро ЦК (1924–1925 и 1928–1946), секретарь ЦК (1924–1925 и 1928–1939). В 1925–1928 гг. — генеральный секретарь ЦК КП(б) Украины. В 1931–1934 гг. — первый секретарь МГК партии. В 1935–1937 гг., 1938–1942 гг. и 1943–1944 гг. — нарком путей сообщения СССР. В 1937–1939 гг. — нарком тяжелой промышленности СССР, в 1939 г, — топливной промышленности СССР, в 1939–1940 гг. — нефтяной промышленности СССР, одновременно в 1938–1947 гг. зам. Председателя СНК (Совмина) СССР. В 1946–1947 гг. и 1956–1957 гг. — министр промышленности строительных материалов СССР. С 1957 г. директор Уральского калийного комбината. С 1961 г. — на пенсии. На июньском (1957) Пленуме ЦК выведен из состава Президиума ЦК и из состава ЦК за несовместимую с ленинскими принципами партии фракционную деятельность, в декабре 1961 г. первичной парторганизацией исключен из партии.] .
Я отправил телеграмму, где сообщил о снятии ложного обвинения в сотрудничестве с «врагом народа», восстановлении в комсомоле и о противодействии Бураковского. Жить было негде, я оставил свой адрес в техникуме и уехал к родителям. Несколько дней вся семья была в жутком состоянии, мы не знали, что будет, что предпринять. Наконец, телеграмма: «Срочно приезжайте, вы восстановлены в техникуме».
Как будто все стало хорошо… Но, как верно заметил еще Маркс: жить в обществе и быть свободным от него невозможно. А советское общество продолжало гипнотизироваться, пронизываясь всеобщей подозрительностью и недоверием. Некоторые студенты открыто следили за мной, не упуская случая унизить и напомнить о происшедшем. Сочувствия не проявил никто. Люди, то ли из инстинкта самосохранения, то ли из стремления продвинуться наверх по чужим костям, всегда были готовы донести на ближнего. Случаев таких кругом было множество.