Часть 10. И снова Ленинград.Институт метрологии
В Институте метрологии я проработал почти 20 лет, пройдя путь от младшего научного сотрудника до заместителя директора по научной работе - начальника загородного отделения института. Каждый этап этого пути был интересен по-своему. Особенно памятен последний период, когда мне посчастливилось работать над созданием приборов и устройств для измерения параметров морской среды. И снова пришлось овладевать незнакомой наукой – гидродинамикой. Параллельно приходилось заниматься и созданием загородного отделения, решать массу организационных вопросов. Конечно же, есть что вспомнить. Вот некоторые штрихи из тех времен.
Как налаживать отношения
Я заместитель директора по научной работе. Одновременно, сохраняю за собой заведывание лабораторией гидродинамики. В моем ведении недавно порученные институту работы по хоздоговорной тематике. Часть из них требует соблюдения определенного режима. Образовался большой отдел блюстителей режима из отставных работников «компетентных органов». На новом поприще эти люди развернулись во всю. Ранее работ требующих особого отношения в институте почти не проводилось, и рвение их можно было бы оправдать, если бы эти люди знали специфику научной и конструкторской работы. В свою очередь и работники института не были в полной мере готовы к проведению подобных работ.
Конечно, наилучшим выходом из ситуации было бы проведение разъяснительной работы, соответствующие занятия с коллективами подразделений. Однако блюстители режима пошли другим путем. – Будем брать этих ученых на испуг! И вот, в столах сотрудников производят обыски, изымают любые черновые записи, выполненные в обычных тетрадях или альбомах, изводят мелкими придирками. И по каждому нарушению требуют и требуют объяснительные записки. Посыпались взыскания. Пришлось улаживать многочисленные конфликты и реагировать на жалобы и той и другой стороны. Довольно скоро отношения сторон приобрели характер холодной войны, причем нашей стороне приходилось только обороняться. Досталось и мне, как главному конструктору работы, выполнявшейся по заказу одного из институтов. Работа заключалась в создании сугубо метрологических установок, и вся техническая и конструкторская документация не требовала присвоения им какого-либо грифа. Поэтому несколько томов пояснительной записки хранились в лаборатории у меня в столе. И вот, как-то, ко мне в кабинет является один из режимников, предъявляет, обнаруженную им в лаборатории пояснительную записку по моей теме. Он, видите ли, считает, что это закрытый материал, и требует от меня объяснительную записку. Разъясняю ему, что права требовать от меня, как заместителя директора, объяснительную записку он не имеет. По-видимому, этот бдительный человек тут же доложил о разговоре заместителю директора по кадрам А.Д.Пришвину. Через минуту тот у меня в кабинете. И он требует письменных объяснений.
– Архип Денисович, у Вас нет на это права. Я же, все-таки, тоже заместитель директора. Требовать от меня объяснительную записку может лишь мой непосредственный начальник, т.е. директор института. Так, что обратитесь к нему.
Сильно разобиделись на меня Пришвин и его подчиненные, но к директору видно не пошли. Однако придирки ко мне и к сотрудникам моей лаборатории заметно усилились.
Закончились наши конфликты, и наступили мир и дружба довольно неожиданно. Кто-то из сотрудников отдела принес составленную ими инструкцию по установлению грифа хоздоговорной конструкторской документации, разрабатываемой в подразделениях института. Тыча пальцем в документ, диктует,
– Дмитрий Федорович, подпишите вот здесь.
– Что за инструкция, оставьте, я ее прочитаю.
– Да зачем Вам читать, Архип Денисович уже ее утвердил. И, потом, это инструкция нашего отдела, а Ваша подпись только согласующая.
– Тем более. Я, не глядя, ничего согласовывать не могу. Вот прочитаю, тогда и решу, подписать или нет. Оставьте документ, через час я Вам его занесу.
Читаю и наслаждаюсь предстоящим торжеством. Авторы абсолютно без знания дела, расписывают в инструкции, какие грифы следует присваивать научно-технической и конструкторской документации. Измарав за час инструкцию пометками, иду в отдел. Весь отдел в сборе.
– Вот что, граждане, возвращаю Вам вашу инструкцию, согласовывать ее я не буду. Потому, что … .
Авторы инструкции возмущены, даже не выслушав почему, сразу переходят в нападение. Оказывается, теперь я буду, чуть ли не самый главный виновник разглашения страшных тайн.
– Вы не дали мне закончить, перебиваю я. Инструкцию я не подпишу, потому что направлю ее вашему руководству, чтобы оно убедилось, что вы ничего не смыслите в обеспечении режима, а может быть и умышленно, способствуете разглашению закрытых сведений. Смотрите, какие глупости вы тут пишете: – «все чертежи аппаратуры должны иметь гриф секретно, а все пояснительные записки к проектам – несекретно». По-вашему получается, что чертеж какого-нибудь винтика нужно засекретить, а пояснительная записка, в которой раскрываются все тактико-технические данные аппаратуры, а иногда и объекты, на которые она устанавливается, – несекретна. Вы, вообще-то, представляете себе, что из этого получится? И после всего этого вы еще изводите своими претензиями научных сотрудников! Если не знаете специфику инженерной работы, то хотя бы посоветуйтесь со специалистами, со мной, и прочитайте стандарты. Я вам их оставлю. И потом, вы же подставляете своего начальника, утвердившего ваши сочинения!
Видно, угроза отправить инструкцию с комментариями руководству так напугала блюстителей порядка, что тон разговора изменился мгновенно. Оказывается эти милые добрые люди, хотели только как лучше, осознали свою ошибку и готовы в дальнейшем по всем вопросам, связанным с порядком выполнения работ в подразделениях предварительно консультироваться. И действительно, после этого ни один документ, относящийся к курируемым мною подразделениям, не выходил из недр отдела без предварительной консультации со мной. Самое удивительное, что как-то само собой ликвидировалось состояние холодной войны между режимом и наукой. Налаживался деловой контакт.