И вот свершилось это самое замечательное событие. Мама оказалась в Алма- Ате и написала нашей заведующей, чтобы меня привезли к ней. В сопровождении нашей медсестры Марии Петровны мы приехали. Эвакуированные жили в полуподвальных комнатах с земляным полом. Мама была на работе, и мы сидели на широком открытом балконе и ждали. И вот, наконец, моя дорогая мамочка, такая красивая, не заметив нас, проходит в комнату, в которой она жила с эвакуированной москвичкой, тетей Людой. Мы подходим к дверям, робко стучим, сердце готово выпрыгнуть из груди. Дверь открывается, мы обнимаемся, и я повисаю на шее самого дорогого для меня человека. Меня кормят чем то вкусным, но все это совсем неважно, главное мы снова вместе.
Постепенно жизнь вошла в свою обычную колею Мама уходила на работу, и я весь день был один. Убирался в комнате, подметал пол, разогревал обед. Продолжаю учиться и начинаю, к своему удивлению, начал получать тройки. Подружился с сыном хозяйки Гапуркой. Однажды мы с ним все пробовали какао с сахаром и незаметно съели целый граненый стакан этой сладкой смеси. Мне, конечно, потом, здорово влетело перекрученным вафельным полотенцем. Второй раз мне попало, когда я нашел под столом рублевую бумажку, не сказал маме, а именно она специально его туда положила.
Еще помню, как по городу ходили артисты Мосфильма, окруженные толпами зрителей. Все ждали от них чуда и вот оно: Михаил Жаров ходит по рынку и дует в попку общипанной курице, делает вид, что она улетает из рук, ловит ее…Весь город без конца пересказывает друг другу это интересное событие. Курицу давно съели, а такая чудесная история осталась. На рынке дети продавали холоднющую водичку прямо с горных ледников. У входа на рынок сидел какой то фокусник, ручной сурок шустро вытаскивал из коробочки листики с хорошими пожеланиями. Он сам без конца приговаривал:
- Кому погадать, кому рассказать, кому жениться,кому разводиться, у кого корова телится- и другие бесконечные песнопения…
Эвакуированных подкармливали: как - то давали вкуснейший мясной бульон с макаронами, один дядька хотел слить жидкое на землю, его чуть не побили, кто - то успел подставить собственную кастрюлю.
Иногда к нам на огонек заходили известные поэты и композиторы, один раз зашел автор известной песни:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола как слеза.
И поет мне в землянке гармонь,
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты,
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Хороший такой, дядька, наверно вспомнил своего сына. Он вытащил меня из постели, мы крепко, так хорошо обнялись. Жалко, он больше не приходил, а я все ждал…Заходил еще какой - то лысоватый дядька, дипломат, все звал маму замуж, но мама любила своего мужа и все его надежды не могли осуществиться. Приносил маленький чемоданчик, все почему- то называли его «подкожным», с разными вкусностями. По словам его шофера Гриши, содержимое предназначалось для угощения какого- то китайского дипломата. Гриша влюбился в эвакуированную девушку Любу, но та, однажды, пригласила на интимное свидание профессионального игрока в преферанс. Все это стало известно нашим мальчишкам. Все с нетерпением ждали знаменитого картежника. Наконец он появился, незаметно, вслед за Любой, прошмыгнул в комнату. Мы подслушивали, подглядывали в замочную скважину, но из темной комнаты, не доносилось ни одного звука, ничего не было видно. Гриша об этом узнал и с ремнем носился по двору за своей возлюбленной. Около дома был небольшой участок, засеянный кукурузой, которую я должен был поливать каждый день. Но соседские местные ребята подкарауливали меня и всю воду разливали. Мама спрашивала: В чем дело, где вода? - Я упорно молчал. Тогда она подкараулила нас и в решительный момент вышла:
- Что же Вы все на одного. Ну выходите, кто смелый. Мальчишки молчали, не потому что боялись, просто были неправы. Они и раньше все меня пугали, угрожали каким- то древним луком, правда стрелы из него не пускали. Естественно, мы, потом, подружились.
Летом всех эвакуированных послали работать в колхоз. Кормили вкусным молочным супом с картошкой. Работа была разная: собирали колоски – собрал за три дня 400, 600 и 200 грамм. Хлеба давали равное количество грамм. Я все удивлялся, как же так, почему? О «припеке», я, разумеется, ничего не знал. Ночами охраняли с мамой колхозную бахчу. Разумеется, друзья ночами таскали с бахчи арбузы, но их было такое видимо – невидимое количество, что ничего не было заметно. Потом мамуля ухаживала за телятами, им давали жирное молоко, мне тоже наливали кружку.
Осенью вернулись в город. Моя кукурузная плантация под горячим казахстанским солнцем вся высохла. И снова такая радостная весть, мы можем вернуться в Ленинград.
Свободное копирование
