Нынешний театр болен. У него и творческие недуги, и организационные внутренние и внешние. Репертуарная традиция требует огромных цехов: осветителей, рабочих сцены, радистов и проч. Остается в силе и традиция постоянных трупп, где половина актеров бездействует. На новые постановки нет денег, а на старые - публика почти не ходит, так что зрительный зал и сцена по количеству действующих лиц зачастую меняются местами.
Помню, как Николай Сергевич Плотников, с которым я одно время общалась (репетировали вместе у Козинцева в "Короле Лире", он - Лира, я - шута. Работа не получилась - Плотникова с инфарктом положили в больницу, снималась другая пара), так вот Плотников рассказывал, как во время войны они играли какой-то массовый спектакль, а в зале было мало народу, и кто-то из актеров пошутил: "Не дрейфь, ребята, нас больше", и как это вызвало у всех на сцене такой параксизм смеха, что пришлось закрыть занавес.
Последнее время появилось много театров и спектаклей кочующих, без собственной площадки. Открываются фестивали театров, у которых нет помещения. И, кстати, поиски новых форм, новых путей театрального искусства на сегодняшний день легче осуществлять в театрах именно такого рода - они гибче по структуре, мобильнее.
Широко развился антрепризный театр, возникший в 90-х годах на волне перестроечной свободы. Театральные агентства, соединив группу известных актеров и режиссера, выпускают спектакль за спектаклем и прокатывают их по городам и весям. Публика любит своих звезд, покупает дорогие билеты, аплодирует, а потом равнодушно забывает эти представления.
Чтобы привлечь зрителя, обычно берутся западные пьесы, приглашаются актеры и режиссеры из других городов и стран. Но результат тот же получаются спектакли-однодневки.
(Я, кстати, одной из первых рискнула броситься в неведомое одиночество. Но если "Федру" в Москве приняли, правда, большей частью - поклонники Виктюка, то следующий спектакль моего театра "А" - "Квартет", где была эпатирующая откровенность текста, змеиная пластика мизансцен, странная двуполость играемых персонажей, изрядно шокировал публику. А критика к моим поискам осталась совсем равнодушной.)
Театр без помещения - тоже коллективный труд многих людей. В каждом спектакле таинственным образом заключены идеи драматурга, режиссера, художника, актеров. Целые жизни этих создателей - с их муками, открытиями, сомнениями, потрясениями, разочарованиями... Куда направлена эта жизнь? К глазам, но это не только зрелище. К ушам, но это не только текст. К разуму, но это не только идеи. К сердцу? Но как? "От сердца к сердцу - только этот путь я выбрала себе, он прям и ясен"...
Хороший театр - всегда порождение своего времени. Если спектакль остается "живым" и через несколько лет, то лишь потому, что он меняется с течением жизни. И умирает, если окостенело застывает на уровне создавшего его времени.
Иногда в спектакле изначально заложены пророческие силы, способные воздействовать на нас глубоко и долго. Таких спектаклей немного, они остаются в памяти людей, в истории театра. Эти шедевры, как и в любом искусстве, нельзя запрограммировать, но почва для их возникновения нужна.
И хотя без хорошего актера нет живого театрального искусства, основной двигатель в театре, конечно, режиссер. Его талант и воля. Очень часто во время репетиций, когда вроде бы и прояснилась уже идея, найдено нужное направление, какая-то неведомая сила вдруг начинает мешать двигаться дальше, громоздит препятствие за препятствием, как технические, так и художественные. Актеры теряются, отступают, некоторые совсем выходят из спектакля, в труппе начинается брожение, и вот именно в этот период очень важна сила "видения" режиссера, его организаторская воля. Окруженный инерцией и непониманием, он упрямо тянет спектакль в гору. Но "один в поле не воин", и в театре тоже. Повторюсь, это коллективное искусство. "Авторских" спектаклей не бывает.
Самое пагубное для театра - равнодушие. Справедливо было сказано: не бойся врагов, не бойся друзей, бойся - равнодушных. Равнодушие - болезнь, смерть. Дети не могут быть равнодушными. Или звери, например. Равнодушие в театре наступает тогда, когда теряется чувствительность - главное в нашем театральном деле. Бывает, конечно, усталость и от этого - временное равнодушие, но такая болезнь излечима. Неприятно в театре лицемерие критики, друзей и товарищей по работе, но если есть голова на плечах, эта болезнь тоже не страшна и носит локальный характер (хотя и может быть хронической). Страшен фанатизм, особенно фанатизм в приверженности к старым идеям, старым работам, когда-то долго пребывавшим на пике успеха. Такой фанатизм тоже форма равнодушия, как ни парадоксально это звучит.
Равнодушие и талант несовместимы. У таланта могут быть шоры, пристрастия, он может чего-то не разглядеть в данную минуту, может быть эгоистичным - но только не равнодушным. Талант может быть даже не умным, если под умом понимать свойство человека оценивать людей и обстоятельства. Но работает интуиция - конкретное и правильное решение можно принять и без понимания. Иногда талантливый человек сам до конца не хочет додумывать всего - таких людей мы знали в старые времена.
Но сейчас настала пора, когда театр должен активнейше включиться в процесс выживания, в процесс возрождения духовной нашей жизни. И на этом пути не может быть художников ранодушных, безразличных, лицемерных, приспосабливающихся к требованию зрителей. Ведь сегодняшний зритель чаще всего, увы, НЕ ПРАВ.
Или у нас сегодня разные интересы? Ведь то, что нравится в театре мне, зрителя оставляет равнодушным, а то, что нравится зрителю - не нравится мне. Так зачем выходить на сцену?..
Меня последнее время часто обвиняют в "западничестве". Мол, все Парижи, Нью-Йорки и Барселоны, а почему бы и наших зрителей не осчастливить своими спектаклями?
Расскажу, как я играла года три назад "Медею" в Алма-Ате. Зал переполнен, играю - в зале тишина, такая, что муха пролетит - слышно. Думаю про себя, как я сегодня хорошо играю и какие умные зрители - все понимают, ведь трагедия. Не шелохнутся. Финал. Слабые аплодисменты меня, надо сказать, удивили - ведь так хорошо все шло. Прибегает в ужасе директор - публика гуляет по фойе и ждет 2-го акта. "Алла Сергеевна, выручайте, играйте дальше, или они потребуют деньги обратно..." Я отказалась. Но на следующий день после последней реплики Медеи "Уходите, скорее уходите, разрушена я мукой..." я незаметно беру приготовленный заранее микрофон, отступаю на середину планшета, осветитель резко дает на меня сверху свет, и я, через микрофон, начинаю весь спектакль заново. Шла сплошная импровизация. Публика кричала "Браво!", а я для себя решила: дальше Урала - ни ногой.
Свободное копирование
