27
Теперь мы каждый день гуляли вместе по апрельскому Ленинграду, вместе стали заниматься, рядом сидели в Горьковке. Сашенька собиралась на геофизику, т.е. думала распределяться на кафедру физики Земли после третьего курса, когда группы формировались заново - по кафедрам. Она, как и я, после школы хотела учиться на геолога, но по тем же возрастным причинам поступила на физфак. Моё же стремление в теоретики угасло ввиду окончательного осознания, что я слабо подготовлен для этого. Уж лучше быть первым на деревне, чем последним в городе, и геофизика снова стала привлекать меня тем более, что на эту кафедру шла и Сашенька.
Она подала идею начать работать на кафедре, куда мы с ней и явились с предложением своих услуг как помощников в научной работе. Кафедра физики Земли располагалась на втором этаже бывшего ректорского флигеля на Университетской набережной. В этом небольшом двухэтажном здании, соединённом воротами с торцом главного корпуса ЛГУ (бывших двенадцати коллегий), выходившим на набережную, жил когда-то Блок. На первом этаже располагалась кафедра теоретической физики, с которой я-таки оказался рядом. Все остальные кафедры находились в дремучих недрах громадной неуклюжей коробки НИФИ (Научно-Исследовательского Физического Института), занимавшей всю середину университетского двора, где в БФА (Большой Физической Аудитории) мы слушали основные курсы по физике и математике.
На кафедре нас направили к Леониду Борисовичу Гасаненко - геоэлектрику, который дал нам работу: строить графики на миллиметровке по каким-то измеренным данным, занесённым в таблицы. Гасаненко объяснил нам, что это такое и зачем нужно; что-то мы, может, даже и поняли, но творческое начало в нас всё же не проснулось, и особого удовольствия от работы мы не получали. А тут скоро и зачётная сессия подошла, за ней экзамены, и работу на кафедре мы забросили, но решили летом обязательно поехать в экспедицию от кафедры.
Совместные занятия с Сашенькой помогли мне несколько подтянуться, и сессию я, хоть и без блеска, сдал, несмотря на семестровое разгильдяйство. Сдавали экзамены мы с Сашенькой в разные сроки, так как были в разных группах, но финишировали как по срокам, так и по баллам примерно одинаково. Что-то, - кажется, диамат, мы сдали даже досрочно в связи с планами поехать в экспедицию. Правда, у меня произошёл затор с зачётом по радиотехнике, которого не хватало для получения допуска к досрочной сдаче экзаменов. Этот зачёт я вымолил у преподавателя, обещая потом сдать по-честному, но обещания так и не выполнил, а ему боялся попасться на глаза. Совесть меня, правда, долго грызла потом. Помнится, даже перед защитой кандидатской диссертации, через семь лет у меня мелькало иногда в голове: а вот он сейчас меня узнает, встанет и скажет: "А ведь Вы мне зачёт по радиотехнике не сдали. Выпросили зачёт, а потом не явились. Некрасиво!" Что и говорить, - срам. Можно, конечно, оправдываться - после экспедиции я заболел, и надолго, а там уж не до радиотехники было, да что уж...
Идея поехать летом в экспедицию сначала носила весьма абстрактный характер. Но когда мы стали работать на кафедре, выяснилось, что нас могут взять коллекторами в кафедральную экспедицию по магнито-теллурическому зондированию Верхнего Поволжья. Были варианты и заманчивее - Мишка Крыжановский агитировал нас в дальние края, на Камчатку, где можно было хорошо подзаработать, но мы решили совместить экспедиционную романтику с попытками приобщения к будущей работе по специальности.
К отъезду я приобрёл резиновые сапоги, ватник и рюкзак. Всё это служило мне потом долгие годы, а ватник служит и сейчас - более двадцати лет спустя, хотя Сашуля и считает, что его давно пора выкинуть. Кроме нас с Сашенькой в экспедицию с нашего курса отправлялись: Володька Кошелевский, мой сосед по комнате, тоже распределившийся на геофизику, Лариска Бахур - моя одноклассница из Песочной, распределившаяся на кафедру физики атмосферы, Дима Ивлиев, с которым я вместе учился в одной группе с первого курса, - очень симпатичный, худощавый, черноволосый юноша с правильным, резко очерченным лицом, очень вежливый, аккуратный, выделявшийся среди всех на занятиях по немецкому языку уверенным владением им. Дима тоже распределился на геофизику. Ещё трое ребят с нашего курса - радиофизики, были мне практически незнакомы: Кищук, Смирнов, а третьего и фамилию забыл.
Отправлялись поездом Ленинград - Горький. В это время мама моя была в Ленинграде, она нас провожала и в дорогу наготовила пирожков жареных с мясом и повидлом, очень вкусных и много - на всех едоков хватило. В поезде к нам присоединились (билеты закупала кафедра) ещё двое ребят курсом младше нас: Игорь Коломиец и Виктор Герман, оба стриженые наголо, как, впрочем, и радиофизики. Игорь - добродушный, крепкий, красиво сложенный парень, Виктор - слегка пижон, с претензиями на остроумие. Когда мы с ним знакомились, он представлялся так: "Герман. Вам, конечно, очень приятно, не правда ли?"
В Иванове к поезду подходила повидаться с Сашенькой её мама. Сашенькины родители жили теперь в Ивановской области, в Тейково, где после окончания Ленинградской академии тыла и транспорта служил её отец, военный-автомобилист, мама работала учительницей математики в школе.
Поездом мы ехали до Вязников Горьковской области, где нас ждала экспедиционная машина - тёмнозелёный ЗИЛ-фургон военного образца, наполовину загруженный тюками с экспедиционным барахлом. Кое-как разместились в нём и мы, и потряслись куда-то по разбитым просёлкам в облаках пыли, проникавшей в фургон из всех щелей. Восстановить точный маршрут экспедиции теперь, по памяти, я уже не смогу: уж больно он был зигзагообразным. Экспедиция проводила магнито-теллурическое зондирование земной коры (чуть позже я расскажу, в чём оно состояло) прилегающих к Волге районов Ивановской, Костромской и Ярославской областей - от Горьковского до Рыбинского водохранилища. От Тезы, притока Клязьмы, мы двигались, меняя точки базирования, сначала на север, к Волге, а затем вдоль неё и несколько раз её пересекая с берега на берег - на запад к Рыбинску через Мстёру, Холуй, Палех, Шую, Иваново, Фурманов, Красное на Волге, Плёс на Волге, Кострому, Сусанино, Ярославль.
Экспедиция верхом на ЗИЛе.
Для надёжной работы высокочувствительной аппаратуры (гальванометров и кварцевых магнитометров) места рабочих стоянок выбирались в глуши, вдали от возможных источников промышленных помех, каким мог быть любой электромотор. Поэтому большая часть маршрута шла по дорогам, которые не только на карте, но и на местности-то плохо просматрирались. Впрочем, и нанесенные на карты дороги в большинстве своём таковыми можно было считать лишь условно и только в сухую погоду.
Внутри фургона на поклаже я, Сашенька, Кошелевский, Димуля, Лариска. Приехали.
Останавливались мы обычно на берегах небольших речушек с симпатичными названиями - Теза, Меза, Шача, километрах в трёх от какой-нибудь деревни, чтобы рядом была вода для питья, мытья, проявки и промывания фотобумажных регистрационных лент, и молоко - для комфорта.
На Мезе.
Холуй. Плёс на Волге.
Лариса, Димуля, Кошелевский, Сашенька и водитель в Плёсе на Волге.
Кошелевский, водитель, Коломиец, Лариса, Сашенька, Димуля и Герман напротив Плёса на Волге.
Сашенька и я. Плывём по великой русской реке. Красное на Волге.
Места, конечно, красивейшие. Недаром, видимо, в этих краях процветала сначала иконопись, потом лаковая миниатюра - в Палехе, Мстёре, Холуе, а что уж говорить про Плёс, где работал Левитан, и куда мы специально заезжали, чтобы полюбоваться красотами с высокого берега Волги. Природа типично среднерусская, ландшафт разнообразный, деревни, хоть и грязные вблизи, издали смотрятся весело, особенно, если есть церковь, белеющая среди голубизны и зелени. А первая встреча с Волгой, которую предстояло пересечь на пароме у Красного, - подъехали к ней вечером, на закате солнца, после утомительной тряски по ухабам бездорожья среди тюков и раскладушек в фургоне с двумя небольшими окошками, закрытыми от пыли, вылезли - и вот оно, раздолье!