1959. Вредные привычки - 4

Танцы

Танцевать мы начинали тоже в шестом классе. У нас в школе построили новое здание, и там было что-то типа актового зала (классная комната, на время очищенная от столов и стульев), где мы начинали танцевать. Танцам нас никто не обучал (после восьмого класса я немного походил на танцплощадку «Радуга», где обучали новому тогда танцу липси). Мы пытались танцевать что-то типа танго и фокстрота. А вальс я так и не научился танцевать. До сих пор в памяти звучит прекрасное танго «Маленький цветок».

Ребята, как всегда, с трудом шли танцевать – робели. Учителя уставали их призывать приглашать девочек. Когда мы уже стали по мере сил помогали ремонтировать радио и электрические системы, то, используя «служебное положение», перед танцами делали некоторые лампочки в зале неработающими. А однажды после субботних танцев в понедельник нас вызывают с урока и просят срочно помочь: в той, комнате, где мы танцевали, должна быть контрольная по русскому языку, а света мало – горели не все лампочки. Никто не знал о нашем вредительстве (или делали вид). Мы, конечно, быстро находили и исправляли «неисправности». Сейчас, оглядываясь на то время, поражаюсь смелости дирекции школы: разрешать необученным школьникам лезть в «электричество»! К тому же мы не отключали электропитание: работали под напряжением. К счастью, все остались живы.

Потихоньку мы стали приобщаться и к общегородским танцам. Первый наш «выход» был на театральную площадь, где в праздничный вечер устраивались танцы. Там танцевали взрослые ребята, да и просто взрослые люди, а мы, малолетки, только стояли в стороне и иногда пытались пригласить незнакомых девочек из других школ. Наш первый выход закончился тем, что слободские побили некоторых наших ребят, когда те возвращались домой.

Здесь следует сказать, что наш город с давних времен (говорят, еще с довоенных, а может и раньше) разделялся на три района: дача, город и слободка. Между районами всегда была вражда и драки. Самые «отвязанные» были слободские – окраинный рабочий район. За ними шел наш дачный район – здесь жили свободолюбивые, т. е. предоставленные сами себе, дети работников санаториев: врачей, медсестер, санитарок. Самый «интеллигентный» был городской район. Интересно, что до сих пор у нас в районе говорят: «Пойду (поеду) в город», хотя никогда никакой границы не существовало.

На следующий день вечером (а это был второй праздничный день – 8 ноября) у нас на углу улиц Кирова и Московской была назначена, как теперь сказали бы, «стрелка». Мы вооружались самодельными кастетами и свинчатками (некоторые из них выплавлялись у меня дома из свинцовой оболочки от кабеля). С нашей стороны собрались активные ребята – человек 20–30. Ждали приезда на трамвае слободских. Они приехали большой толпой и, увидев, нашу «мощь», не решались сразу начинать драку. Все закончилось как в стародавние времена: драться вышли предводители от нашей и их сторон. Затем все разошлись. Так завершился наш первый выход «в свет».

Мы еще пару раз заглядывали в праздники на танцы на театральной площади, но потом свое внимание перенесли на Курзал, где с мая по октябрь на двух танцплощадках проходили танцы в первую очередь для отдыхающих. Но там было много и школьников как с дачи, так и с города, а иногда и со слободки. Другой танцевальный центр был в Доме офицеров, но там школьники, вроде, не появлялись (по крайне мере такие маленькие, как мы).

Последний мой танцевальный период прошел и июне 1962 г. во время выпускных экзаменов в восьмилетке. Мы умудрялись ходить на танцы даже вечером перед экзаменами. С тех пор я на городские танцы не ходил, если не считать 2–3-х выходов с приехавшими родственниками.

А в школе и на сборищах мы продолжали танцевать. На городских танцах нельзя было танцевать ничего быстрее и динамичнее быстрого фокстрота, а мы уже начали танцевать чарльстон, буги-вуги и рокэндрол, а позднее и твист.

Сейчас часто вспоминают о музыке на «костях». Были и у нас две такие самодельные пластинки: «Буги-вуги» и «Рок вокруг часов». Мы их иногда ставили в школе на танцах, но учителя старались это пресекать, хотя танцевать рокэндрол не особо запрещали.

Здесь вспоминается одна история с нашими «крамольными» пластинками. Мы их переписали на школьный магнитофон «МАГ». В выходной день из кабинета физики (это не учебный кабинет, а что-то типа кладовки) провели в соседнюю классную комнату провода к стоящему в углу шкафу. Там внутри смонтировали динамик, который соединили проводами с магнитофоном. И вот в перемену из шкафа раздается музыка «на костях». Дежурившая учительница химии врывается с искаженным от злости лицом к нам в кабинет, а там… из проигрывателя льется классическая музыка – мы поставили соответствующую пластинку. Она, ничего не понимая, заходит в класс, а там… рокэндрол; она к нам, а нас классика…

Вот так я переболел «детскими болезнями».