В 1939 г., во второе детдомовское лето мне выпала радость, оказавшаяся отчасти горькой. Димина жена Дина, высланная в Харьков, договорилась с дирекцией детдома и взяла меня к себе на полтора летних месяца. Братья посадили меня на поезд в Шуе, и утром следующего дня я была в Москве, где меня встречала бабушка. Какой восторг был снова увидеть Москву, утраченную, казалось, навеки! У бабушки остановиться было нельзя, и меня пригласила к себе мать Валиного одноклассника и приятеля Саши Когана.
Саша Коган, сын Надежды Александровны Коган-Нолле, вдовы Петра Семеновича Когана и последней, кажется, подруги Александра Блока, будучи уже взрослым, говорил, что отцом его был Блок. Не знаю, так ли это. Тогда об этом и речи не было, да я, похоже, еще не знала Блока, страстное увлечение им пришло года два спустя. Они жили в Большом Левшинском переулке, в доме артистов Вахтанговского театра. Когда-то Саша часто бывал у нас в Доме на Набережной, часто бывали и мы у него в Левшинском, да и не только у него. Как-то раз мы пришли туда к Кате Синельниковой, дочери известной тогда актрисы, с нашим маленьким киноаппаратом и показывали американские фильмы. Все трое мы ходили сюда на уроки исправления речи. Уроки эти давала мать актрисы Орочко, пожилая женщина, всегда сидевшая в кресле, как будто она не умела или не могла ходить. Она заставляла нас делать какие-то дыхательные упражнения. Рема учили правильно произносить букву "л". "Ластится влага к веслу, ластится к влаге лилея" - такие строки заучивал он. А я должна была избавиться от картавости; в конце курса читала такое:
"Громко реки рокотали, каркал ворон на заре.
В дверь курьера упрекали в скверной карточной игре.
Покраснев, пробрался к двери, робко скрылся в ней курьер,
Присмирел, не лицемеря, и, как вор, удрал в карьер.
Громко куры прокричали, сон прошел от той поры,
А на погребе украли дерзко крысы круг икры".
Считалось, что я делаю успехи. Валю пытались вылечить от заикания. Никому из нас эти занятия не помогли нисколько!
Надежда Александровна, тоненькая, элегантная, немолодая, по моим понятиям, дама, приняла меня с большой сердечностью, подарила красивое платье, повела в Вахтанговский театр на Соломенную шляпку. За кулисами Цецилия Мансурова, очень любившая моего отца, надо мной причитала и плакала. Саша готовился стать поэтом. Надежда Александровна читала мне его стихи. Саша стал писателем Александром Кулешовым, о котором мне решительно нечего сказать.
Свободное копирование
