19. Весна на пороге
Зимой в заднем чулане стояли ульи, плотно, один к одному, и в два этажа. Летки закрывали, и пчелы гудели и ворочались там, внутри, словно огромный невиданный по размерам шмель. Иногда я заходила в чулан, прикладывала к улью ухо и подолгу слушала эту беспокойную возню, представляя, как пчелы ползают там, в тесной темноте, и как им хочется выбраться на волю.
«Потерпите немножко, скоро придет весна, и вас выпустят, и вы снова будете летать по огороду и собирать мед с цветков».
Еще я любила ходить с бабушкой в омшаник поить маленького теленка – корова обычно телилась в конце февраля. Он смешно фыркал, тыкаясь в блюдо с молоком круглой мордочкой, и был такой весь милый и мягкий, что рука сама тянулась его погладить – по крутому лбу, по холодному влажному носику.
Новорожденных ягнят держали в доме недели две, пока они не подрастут и не окрепнут. В каком-нибудь закутке, чаще за печкой, отгораживали угол, там они и стояли, постукивая по полу маленькими копытцами, смешные такие маленькие ягнята, лобастые, некоторые с маленькими рожками, другие с белым пятнышком на мордочке – «звездочкой», как говорила бабушка. Иногда их высаживали в кухню побегать, и тут уж начиналось настоящее веселье! Они подпрыгивали на месте, блеяли тонюсенькими голосочками, смешно разъезжались копытцами на гладком полу.
-Хватит, побуянили, пора на двор, - приговаривала бабушка, когда приходило время высаживать подросших ягнят в хлев. Я крутилась возле, участвуя в переселении, но помощи от меня было мало. Иногда и пореву, так жалко было лишаться приятелей по веселым играм в догонялки по кухне.
В масляную неделю бабушка пекла блины, а вот следующий за ней великий пост не соблюдал никто – в те годы в деревне уже не было особо верующих, пятьдесят лет новой власти основательно вытравили из людей прежние устои. Дед откровенно смеялся над богомольцами, а однажды чуть не довел бабку до сердечного приступа, изготовив из старой иконы снежную лопату.
-Безбожник, - ворчала она, - богохульник! Да разве ж можно этак-то! Креста на тебе нет!
У самой бабушки крест был. И иконы тоже, в кухне и в горнице. На пасху она зажигала перед ними маленькие лампадки и читала евангелие. Куличей не пекли, но яйца всегда красили. И непременно пекли пироги, которыми угощали всех, кто приходил в гости. Были это в основном бабушкины ровесницы – Орина, Лукерья Иванова, Юлия Кокурина. Они тоже приносили крашеные яйца и христосовались с бабкой, потом садились за стол и пили чай – прямо из пыхтящего на столе самовара.
А еще на пасху мыли дом, тщательно, снизу доверху. Это действо занимало день, а то и два. Потолки, полки, шкафы, стены и полы – все терли мыльной водой мочалками, особо грязные места скоблили ножами, после такой уборки дом полностью преображался, и пахло от него первозданной чистотой и свежестью. Стирали занавески, выставляли зимние рамы, открывали окна, и весна властно врывалась в комнаты, наполняя их теплом и солнечным светом.
А на улице уже весело бежали ручейки – вниз от Галкина дома к Никулину, и дальше в пруд; чирикали воробьи в застрехах наличников, галдели галки на березе. Не за горами были пахота и сев, а в домашнем хозяйстве – вынос ульев на пасеку и выгон скота на летнее пастбище. Со дня на день ждали прихода пастуха, которого ежегодно «рядили» на общем деревенском собрании – «сходке».
