31 декабря. Впервые проспал идти за молоком для сына. Па-зор! А проспал оттого, что встали часы, а по ним ставил будильник. Хотя все дни перед этим вставал без будильника. Но вчера, оставив ночевать Надю и Катю у родителей, пришел в холод квартиры и читал долго, и лег поздно — и вот.
“Утро туманное, утро седое”, людей не видно, над лифтовыми шахтами домов дымище, как из труб. Около -40о. Везде в комнатах 13-14о. Только на кухне горят конфорки газовой плиты и теплее.
Год кончился. Поеду на кладбище. Это последний долг этого года. Спасаюсь чаем.
Вечер. Ездил на кладбище. Солнце, и людей мало. Но зайдя с тыла, стал встречать людей, в двух местах хоронили, в одном копали, а когда выходил, то у входа стояли два обитых красными сборчатыми тканями гроба. Причем стояли как-то дико — совершенно одни, никого не было рядом, только венки со сверкающими буквами на черных лентах. Пошел напрямик, так как снег мелкий, но запутался в оградах, еле выдрался, цеплялись за полушубок.
Заехал за Надей и Катей, играл с Вовочкой. Он уснул, мы ушли. Так холодно, такой густой дымный пар стоит над дорогой, что машины несутся с горящими желтыми фарами. Когда дым разносится, то фары странно смотрятся на солнце.
Надо добить рецензию, это как хвост, который надо отсечь в этом году.
Катя уперлась в TV, Надя на кухне. Поздний вечер. Кто ни позвонит, везде 13-16о, не больше, а есть и по 10о.
Трубы и батареи даже не теплятся. Сидим в валенках и шубах. По TV — полное дерьмо, разврат и ложь. Даже не вымылся по традиции в последний день, нечем.
Горят свечки перед образами в комнате. На этот год нам даровано давно просимое у небес смирение.