Я намеренно начал историю заложничества с изложения в ХТС. Сейчас, через десятилетия, можно бесконечно анализировать происшедшее с разных точек зрения. Вспоминать и забывать подробности, мысленно поддерживать или осуждать поступки действующих лиц, суживать или расширять спектр сталкивающихся мнений. Предавать забвению собственные побуждения и мотивы. Или, напротив, приписывать несуществующие мотивы другим. Время и великий нивелир, и великий обманщик. Когда мы заинтересованы в оценке себя самих, в оценке других.
Думаю, история заложничества останется в фактах и заявлениях, зафиксированных в ХТС. Если история вообще пожелает сохранить такой эпизод. Все же обращусь к личной интерпретации тех событий. Я воспоминания пишу, а не работу по истории.
Несколько успокоившись за три с лишним десятка лет, на прошлое «я смотрю добрей и безнадежней». Мне чудится, будто некий рок родом из античности сплел тугую веревку. И неумолимо тянул ею меня и брата к назначенному финалу. На веревке несколько узелков. Распутай мы их тогда, все могло бы произойти немного иначе. Рок роком, а человека из событий устранять негоже.
Узелок первый. Итак, 1 декабря 1977 года папе и мне КГБ поставил ультиматум: уезжайте за границу, иначе посадим. Вечером, выловив брата Александра на улице, КГБ повторил ультиматум и для него. Присоединив условие: уехать могут только все трое, оптом, никакой розницы. Было ли добавочное условие сочиненной на ходу импровизацией или давней заготовкой, неизвестно. Вечером следующего дня мы с Сашей встретились на квартире Дмитрия Леонтьева. Состоялся лаконичный разговор. Привожу его по папиным мемуарам.
«Саша: Ты знаешь условие? Мы должны ехать вместе.
Кирилл: Ты едешь?
Саша: Нет. А ты?
Кирилл: Вопрос бессмысленный, раз ты не едешь, не могу уехать и я.
Саша: А ты хотел бы уехать?
Кирилл: После твоего ответа мое желание остается сугубо личным моим делом, и делиться им с тобой я не буду».
Разговаривать больше стало не о чем, я уехал. Если бы Александр не заявил в самом начале свое решительное «нет»! Ответил хотя бы «я уезжать не хочу, но давай все обсудим». Мы могли бы поговорить по-братски. Выяснить наши точки зрения, объясниться, найти компромиссы. Или, хотя бы, договориться о намерениях, ближайших действиях. Своим «нет» брат отрезал пути к диалогу. Проявив ко мне великое недоверие. Возможно, ему думалось, будто я стану просить его уехать, ставить ультиматум, взывать к чувствам. Если так - ; то плохо же он меня знал! В свою очередь, окажись я мудрее, продолжил бы разговор. Даже ради самого Александра. Но я был молод, упрям и тоже самолюбив.