Между тем, для всех нас опасность этого обыска была куда большей, чем нам поначалу казалось. У нас с Татьяной не было ничего, кроме ее письма и фотографии Кропоткина. Но вот у нашего брата...
У Сергея была своя маленькая комната, и когда уже все устали от этого беспрерывного обыска, я пошла к нему. Он сидел на кровати, гепеушник копался в его книгах и вещах. И тут я с ужасом вспомнила недавний случай. Прибирая в комнате брата, я заметила на его столе новый детектив, в который тотчас же вцепилась. Рядом с книгой лежала какая-то блестящая металлическая штучка, которую я машинально стала крутить в пальцах. В это момент вошел Сергей и странным голосом, но так, что я вся вздрогнула, произнес: «Не шевелись. Ни одного движения не делай...» Я застыла. Он подошел и вынул у меня из рук, как оказалось, взрыватель для гранаты. Впрочем, в те годы оружие имелось практически в каждом доме, причем самое разнообразное, и брат с товарищами часто глушили рыбу на реке гранатами и динамитом. Кроме того, Сергей был членом АИЗа — Ассоциации изобретателей в Ленинграде, потому что работал над какими-то разрывными пулями для стрельбы по самолетам, и к нему даже присылали фельдъегеря с пакетами. Забегая вперед, скажу, что именно это его и спасло: после всех наших мытарств его только выслали во Владимир, но уже в 1927 году он возвратился по амнистии и до конца жизни его больше не трогали.
А могло быть иначе. Едва я вспомнила о гранате, которую чуть не взорвала в его комнате, как с ужасом увидела, что чекист вытащил откуда-то узенький кусок динамита. По-видимому, он не понял, что нашел, — динамит похож был на кусок хозяйственного мыла, — и к тому же чекист этот гораздо больше обращал внимания на нас, чем на свои находки: он все время смотрел, как мы реагируем на его действия. Мы с Сергеем, конечно, переглянулись, он это заметил, но я стояла в дверях, прислонившись к притолоке, и почему-то посмотрела вверх — наверное, постаралась поскорее отвести взгляд. А он решил, что я показываю на притолоку, отбросил динамит и стал ковырять в пазах бревен. В ту же минуту на чердаке, где тоже шел обыск, раздался торжествующий крик, и все чекисты бросились туда. Оказывается, они обнаружили винтовку брата, с которой тот производил свои опыты, — вот она, улика!
Найти им больше ничего не удалось, поэтому нам объявили, что мы арестованы, — все, кроме мамы и Ирины, дочери Любаши, которой тогда было всего десять лет. Отец тоже не избежал бы ареста, но, по счастью, во время обыска он лежал в больнице с огромным карбункулом на шее, от которого чуть было не умер. Его вовремя прооперировали, и это его спасло и от заражения крови, и от ареста.
Нам приказали одеться. А перед этим Любаша успела мне шепнуть, что когда раздался стук, и она поняла, что к нам с обыском, она сунула ноги в валенки и туда же спрятала револьвер мужа. На винтовку чекисты особого внимания не обратили, но если бы они обнаружили револьвер или динамит — нам приписали бы 61-ю статью УК (террор) и, без сомнений, расстреляли бы. Что было делать? Среди чекистов была женщина, которая весьма поверхностно нас обыскала, а затем следила за нами и даже сопровождала в уборную.
Чтобы хоть на короткое время освободить Любашу от надзора, я заявила, что в таком виде не пойду, нам необходимо умыться. Чекисты согласились. Умывальник в кухне был отгорожен так, что со стороны человека не было видно, причем сток шел не в канализацию, а в ведро. Я пошла умываться первой, и, вернувшись, шепнула сестре, что пока я буду заговаривать эту чекистку, она должна бросить револьвер в ведро. Так она и сделала, но, Боже, с каким грохотом! По счастью, та не обратила на шум внимания, а нашу маму мы предупредили, чтобы после нашего ухода она выбросила револьвер в выгребную яму:
Когда из больницы вернулся отец, он точно так же выбросил динамит в старый колодец, находившийся в нашем саду, и потом долго забрасывал его ветками, потому что тот никак не хотел тонуть. И очень хорошо сделал: вскоре после этого в доме был повторный обыск, но уже без меня...
Идти было недалеко. ГПУ в Рязани помещалось там же, где было раньше ЧК, а теперь — КГБ: в бывшей гостинице Штейерта, напротив бывшего Дворянского собрания, теперешнего Дома офицеров. Подследственных они держали на усадьбе купцов Шульгиных, у которых при доме был большой сад и прекрасная баня, из которой сделали внутреннюю тюрьму. Неподалеку от бани стоял небольшой флигелек, там жил их расстрельщик Ерохин, который получал за каждого расстрелянного 25 рублей, мне об этом рассказали мои надзиратели. Но это было уже позднее.
Свободное копирование
