Афганский дневник - 145

23.01.1989, Баграм. Понедельник

Столько дней стояла тишина, а с утра рев самолетов и модуль вздрагивает. Над «зеленкой» столбы пыли и дыма. Где-то у входа в Саланг справа и слева от ущелья вспышки разрывов.

Рано утром меня вызвал на связь В. Востротин. Уже на узле связи долго не мог вклиниться в разговор. «Варяг», то есть 2-й пдб,  докладывал обстановку. Прослушивал и понял, что наши всеми средствами обрабатывают прилегающие к трассе кишлаки и места базирования «духов». Спросил: «Что вы там, войну развернули?» Но командир одернул, мол, слушай сам и не болтай по радио. Мой же выход на связь по простой причине: привезли телевизоры и видеомагнитофоны, банк заканчивает работу позже, чем планировали, 26 января, и поэтому надо выйти на контакт с начальником военторга, чтобы тот ждал гонца с Саланга с деньгами для выкупа аппаратуры. Телевизоры телевизорами, но все мысли не об этом. Если так дальше пойдет, то нам отсюда действительно придется прорываться с боями.

Вчера случайным выстрелом с аэродрома ранен бача. Недалеко от конца взлетной полосы. Сбежался весь кишлак. Пришлось поднять резервную группу. Вроде успокоились.

Дописываю вечером. Бача скончался. Видели, как его привезли и выгрузили на носилках. Опять собралось много народа. Для нас без последствий. Вчера ночь без единого выстрела из кишлака. Сейчас 23 часа, и пока тихо. Но тревожно. Как-то теперь сложится обстановка. Целый день напряженно работала и советская, и афганская авиация. Била артиллерия. В стороне Саланга долго стояла черная пелена.

Съездил в 108-ю дивизию. Все, кого встретил, плюются и костерят неведомого Берию, который все это придумал. Слухи самые разнообразные. И что сегодня должно состояться заседание Политбюро, которое окончательно определит нашу судьбу. И что самый ярый сторонник продолжения войны — Шеварднадзе, который требует сохранить наше присутствие вплоть до оставления наших войск на Саланге и в Кабуле (103-й вдд).  Договорились, что он получил где то солидную мзду и от этого так рьяно «рвется в бой». Кутерьма. Одно ясно, что мы только потеряли от сегодняшней бойни. Уйдем, а Наджибулла будет говорить, что вот эти кишлаки стерли с лица земли русские. «Неверные», одним словом, что с них взять (кроме помощи).

В Кабуле очень сложно с продовольствием. В Хайратоне на миллиард советской помощи… Никто не везет. Наверное, из-за этих колонн мы и стоим. Афганцы обвиняют нас в том, что мы стоим в стороне, не бьем Ахмад Шаха. Даем грабить колонны, которые до столицы не доходят. Вот теперь они добились, что мы влезли опять в кровавую баню. Приезжал хирург из медбата — Николай. Озабочен. Начали поступать тяжелораненые, а медсил в Джабале очень мало. Завтра снимает отсюда свой прицеп-операционную и идет в Джабаль-Уссарадж. Теперь, если у нас появится 300-й, то и везти некуда. Вот дела. Да еще и с той стороны Саланга в Пули-Хумри госпиталь свернули. Еще один результат нашей непоследовательности и суеты.

Еще раз пришел к выводу, что наш договор по Афгану — договор ни о чем. Нам надо было любым способом выйти из войны и выйти более или менее пристойно. А противная сторона понимала, что без этого мы останемся и была вынуждена сделать хорошую мину. Однозначно, что выполнять его не собиралась. Тут наши сделали такую же мину. Остальные упреки и перепалки в газетах — обычный дипломатический ритуал. Мы получили повод, они получили довод.

Если, как заявляли наши, Афганистан нам обходится в 6 млрд в год, то в день грубо получается 20 млн рублей (или 17). Конечно, немало. Надо освободить эти деньги для перестройки. Но не так же уходить.

В разговоре В. Востротин упомянул, что ранен «техзамыкание Варяга». Если это зам. по вооружению 2-го пдб,  то значит это майор В. Дубовский. Завтра приедет начальник с деньгами, чтобы выкупить всю аппаратуру для офицеров. Узнаю подробности сегодняшнего дня. Завтра последний день работает почта. Сейчас напишу письмо домой, чтобы меньше волновались. В письмах перед выходом полка и сразу после выхода неосторожно упомянул, что остался с маленьким гарнизоном, что в модуле один, что вооружился и даже граната под рукой. Черт дернул, какое-то детство. В ответ получил полное тревоги и переживаний письмо от Людмилы. Сейчас пишу про погоду и покупки. К чему этот психоз и нервотрепка.