Из всех бесед с Черчиллем на тему о втором фронте особенно запомнились мне две. Одна происходила в середине марта 1942 г. В переданном тогда мной послании Сталина говорилось, что 1942 г. должен стать решающим годом войны. Черчилль возражал против возможности этого и отодвигал открытие второго фронта в Северной Франции до 1943 г. Полемизируя с премьером, я сказал (цитирую по моей записи от 16 февраля 1942 г.):
«Не знаю, как смотрите вы, но я считаю, что мы сейчас стоим перед лицом грозной ситуации. В ходе войны наступил действительно решающий момент. Или — или. Каково положение? Германия готовит в этом году огромное весеннее наступление. Она делает ставку на этот год. Если мы сумеем разбить весеннее наступление Германии, война по существу выиграна. Становой хребет гитлеровской военной машины будет перебит в этом году. Останется лишь добить бешеного зверя. А с поражением Германии все остальное уже будет сравнительно легко. Но представим себе, что мы не сможем разбить германское наступление весной. Представим себе, что Красная Армия вынуждена будет опять перейти к отступлению, что мы опять начнем терять территории, что немцам удастся прорваться на Кавказ, что тогда? Ведь в этом случае Гитлер не остановится на Кавказе. Он пойдет дальше — в Иран, Турцию, Египет, Индию. Он сомкнет руки с Японией где-либо в бассейне Индийского океана, он протянет свои руки к Африке. Нефтяная, сырьевая, продовольственная проблемы Германии будут разрешены. Британская империя рухнет, а СССР потеряет исключительной важности территории. Конечно, даже в этих условиях СССР стал бы продолжать войну. Допустим, что Англия и США тоже стали бы продолжать борьбу. Но каковы были бы наши шансы на победу? И когда?.. Вот каков выбор: сейчас или никогда!
Черчилль, слушавший меня все время с нахмуренным лицом и склоненной набок головой тут вдруг резко поднялся и с сильным волнением воскликнул:
— Мы лучше умрем, чем примиримся с таким положением!
Иден, сидевший слева от премьера, прибавил:
— Я вполне согласен с послом. Вопрос стоит именно так: сейчас или никогда!
Я же продолжал:
— Конечно, Красная Армия с прошлого года стала сильнее, а германская армия слабее. Конечно, мы будем зверски драться в этом году. Но кто может ручаться за будущее? Кто знает, нет ли у Гитлера каких-либо новых военных изобретений? Какого-либо нового, никому не известного газа?.. И даже, если оставить в стороне вопрос о «секретном» оружии, ведь Гитлер имеет активную (хотя, может быть, не всегда добровольную) помощь своих союзников. Между тем, СССР до сих пор выносит один весь гигантский напор гитлеровской военной машины. Процент опасности сильно возрастает. Англия же и США все еще размышляют, какой же год является решающим: 1942 или 1943?.. Англия и США должны тоже сделать ставку на 1942 г., должны в этом году бросить в бой все свои силы… Если этого не будет сделано, то создастся очень опасное положение: в то время, как «ось» будет драться обеими руками, союзники будут драться только одной. Такой ситуации ни в коем случае нельзя допускать!
Иден опять целиком и полностью поддержал меня.
Черчилль сидел, погруженный в размышления. Наконец он поднял голову и сказал:
— Может быть, вы и правы. Вся имеющаяся у меня информация говорит о том, что немцы готовят удар на восток… Да, вам придется выдержать весной страшный удар. Мы должны вам помочь. Сделаем все, что сможем».
Эта каучуковая формула «сделаем все, что сможем» меня тогда сильно встревожила. И не без основания. Ниже я подробно расскажу, как всего лишь через три недели после приведенного выше разговора британский премьер начал упорную кампанию саботажа второго фронта во Франции не только в 1942, но и в 1943 г.