Как-то в связи с подготовкой к очередной встрече обеих делегаций я оказался в кабинете Молотова, где находился также и Сталин. Молотов сидел за письменным столом, а Сталин расхаживал из конца в конец по кабинету и на ходу высказывал суждения и давал указания. Когда вся подготовительная работа была закончена, я обратился к Сталину и спросил:
— Можно ли считать, что основная линия стратегии в нашей войне и в войне 1812 г. примерно одинакова, по крайней мере, если брать события нашей войны за первые полгода?
Сталин еще раз прошелся по кабинету и затем ответил:
— Не совсем. Отступление Кутузова было пассивным отступлением, до Бородина он нигде серьезного сопротивления Наполеону не оказывал. Наше отступление — это активная оборона, мы стараемся задержать врага на каждом возможном рубеже, нанести ему удар и путем таких многочисленных ударов измотать его. Общим между отступлениями было то, что они являлись не заранее запланированными, а вынужденными отступлениями.
Однако самая интересная встреча, которая ярким пятном осталась у меня в памяти, была с М.И.Калининым. Я очень любил Михаила Ивановича. Отношения между нами как-то хорошо ладились, и я воспользовался свободной минуткой для того, чтобы навестить его, — благо он жил тут же, в Кремле. Когда я зашел к Калинину на квартиру, был вечер, и Михаил Иванович сидел в одиночестве за чаем. Он очень обрадовался моему приходу, налил стакан чаю и стал подробно расспрашивать меня о ходе войны на Западе, о настроениях в Англии, о Черчилле, о перспективах второго фронта. Я охотно информировал Михаила Ивановича по всем интересовавшим его вопросам, но говорил только то, что действительно было правдой. Никакого сознательного подкрашивания событий я не допускал. Поэтому ничего обнадеживающего в отношении близости второго фронта я сказать не мог. Михаил Иванович внимательно слушал, иногда задавал дополнительные вопросы, потом опять слушал.
Затем наступила моя очередь расспрашивать Калинина о наших внутренних и военных делах. Он также охотно отвечал на мои вопросы, но в тот вечер, очень горевал: в боях под Москвой погиб один из наших лучших кавалерийских командиров, генерал Доватор.
Я слушал Михаила Ивановича, смотрел на него, и какое-то особенное, глубокое чувство гордости и нежности в одно и то же время росло во мне. Вот предо мной сидел этот уже немолодой человек, с сильной проседью в голове и клинообразной бородке, в простой косоворотке с расстегнутым воротом… Человек умный, благородный, с большим запасом жизненной и государственной мудрости… В руках он держал только что свернутую на моих глазах папиросу-самокрутку и готовился зажечь ее спичкой…
По всему своему облику он так походил на самого обыкновенного русского рабочего из крестьян… И вот этот человек является президентом огромного государства, официальным главой одной из величайших держав мира… Где, в какой другой стране возможно что-либо подобное? Нигде, ни в какой другой стране.
И сам собой в голове складывался вывод: нет, такую страну никто не может победить! Такая страна устоит во всех испытаниях и затем разгромит германский фашизм!
Ушел я от М.И.Калинина с огромным зарядом вдохновения, подъема, энтузиазма, который мне так пригодился в дальнейшем ходе войны.