На следующий день Сталин устроил в честь Идена большой обед в Кремлевском дворце. За длинным столом кроме английской делегации сидели члены Политбюро, наркомы, генералы. Председательское место занимал Сталин. Справа от Сталина сидел Иден, рядом с Иденом сидел я и являлся для них обоих переводчиком. Сталин произнес главный тост в честь британского министра иностранных дел. В конце обеда отвечал Иден тостом за хозяев.
В самом начале обеда произошел забавный инцидент. На столе перед Иденом в числе других вин стояла большая бутылка перцовки. Желтоватый цвет жидкости несколько напоминал шотландское виски. Иден заинтересовался этой бутылкой и спросил Сталина:
— Что это такое? Я до сих пор не видал такого русского напитка.
Сталин усмехнулся и с искринкой в глазах ответил:
— А это наше русское виски.
— Вот как? — живо откликнулся Иден. — Я хочу его попробовать.
— Пожалуйста.
Сталин, взяв бутылку, налил Идену бокал. Иден сделал большой глоток. Боже, что с ним сталось! Когда Иден несколько отдышался и пришел в себя, Сталин заметил:
— Такой напиток может пить только крепкий народ. Гитлер начинает это чувствовать.
После обеда, как обычно на сталинских банкетах, в соседнем помещении был устроен кинопросмотр с перерывами, который затянулся до глубокой ночи.
Иден остался очень доволен вечером у Сталина. Он рассматривал его, как симптом того, что выявившиеся во время переговоров разногласия не испортят дружескую атмосферу между обеими странами. А днем позже нам удалось еще больше поднять настроение британского министра иностранных дел.
Все тот же неутомимый Ф.Ф.Молочков пригласил английскую делегацию в балет, выступавший тогда в Филиале Большого театра. Здесь не было ни Семеновой, ни Улановой: они находились в эвакуации, но все-таки балет, на котором присутствовал Иден, был очень хороший и произвел на англичан большое впечатление. Сидя рядом со мной, Иден даже сказал:
— Такой балет в Москве сейчас, когда фронт находится от нее в каких-либо 60 милях, просто вдохновляет. Он создает надежду, — нет, больше! — уверенность, что вы сумеете выдержать страшное испытание.
С этими словами Идена хорошо перекликаются строки военных мемуаров Черчилля, относящиеся как раз к периоду московских переговоров:
«В течение шести месяцев кампании немцы достигли очень многого и нанесли врагу такие потери, каких не пережила бы ни одна другая нация. Однако три важнейших объекта немецкого наступления — Москва, Ленинград, Нижний Дон по-прежнему прочно оставались в руках русских. Кавказ, Волга, Архангельск были еще очень далеко. Русские армии не только не были разгромлены, но сражались все лучше и лучше, и их сила, конечно, должна была возрасти в наступающем году (1942 г. — И.М.). Пришла зима. Становилось совершенно ясно, что война будет носить затяжной характер. Все антинацистски настроенные народы великие и малые — радовались первой неудаче германского блицкрига»[1].