12 декабря мы прибыли, наконец, в Мурманск. Над морем висела густая пелена тумана, которой мы радовались: она прикрывала «Кент» от немецкой авиации, расположенной тут же, недалеко от Мурманска, по ту сторону фронта. Навстречу нам в море вышел буксир, с которого на борт крейсера поднялся советский лоцман. Потом буксир повернулся и медленным ходом пошел вперед, пролагая путь для вступления в Кольский залив. «Кент» осторожно следовал за буксиром. Часа через три крейсер бросил якорь на рейде напротив Мурманска. Идена встретили местные власти — гражданские и военные. Были тут и представители Наркоминдела, специально прилетевшие из Москвы: начальник протокольного отдела Ф.Ф.Молочков и начальник второго европейского отдела Ф.Т.Гусев.
Сразу же было решено, что вся группа Идена пока останется на крейсере, а я отправлюсь на берег для участия в обсуждении всех деталей дальнейшего пути. Вслед за тем состоялся «военный совет», на котором присутствовали секретарь Мурманского обкома Старостин, командующий Мурманским фронтом генерал Панин, начальник Мурманской флотилии адмирал Головко и некоторые другие руководящие лица. Вопрос стоял так: отправить ли Идена в Москву по воздуху или по железной дороге? К нашим услугам были обе возможности (я просил еще из Лондона, чтобы к моменту нашего прибытия в Мурманск здесь были заготовлены средства передвижения того и другого рода). Но каждая из этих возможностей имела свои плюсы и свои минусы.
Воздушный путь сильно сокращал время передвижения, но, во-первых, присланные из Москвы самолеты не отапливались (что в условиях лютой зимы 1941/42 г. имело большое значение), а во-вторых, — и это было еще важнее несколько сот километров самолеты должны были идти без всякого прикрытия истребителями. Воздушная трасса из Мурманска лежала на Архангельск. Мурманск мог дать прикрытие на начальную часть пути. Архангельск мог выслать прикрытие на конечную часть пути (радиус действия тогдашних истребителей был сравнительно ограничен), а между этими двумя зонами относительной безопасности лежала довольно широкая полоса, где самолеты должны были идти без всякой охраны. Взвесив все эти обстоятельства, наш «военный совет» отверг воздушный путь.
Итак, приходилось ориентироваться на железную дорогу. Это было дольше, но надежнее. Однако и тут имелось одно осложнение. Несколько южнее Кандалакши есть небольшая станция, носящая финское наименование Лоухи, что значит «ведьма». Фронт в районе Лоухи отстоял от линии железной дороги всего лишь на 20–25 км, и самая станция Лоухи довольно часто подвергалась налетам немецкой авиации. После оживленной дискуссии мы пришли к выводу, что район Лоухи надо пройти ночью, и на эту единственную ночь сконцентрировать здесь на всякий случай максимум вооруженных сил. Отъезд англичан из Мурманска назначался на следующий день, 13 декабря.
После «военного совета» я вернулся на крейсер и, не входя в подробности (в частности, ничего не говоря о Лоухи), сообщил Идену о принятых нами решениях. Иден ответил:
— Пусть будет по-вашему: вам лучше знать местные условия.
В ночь с 12 на 13 декабря я ночевал на берегу и поздно вечером имел большую и интересную беседу с местными товарищами. Я расспрашивал их о фронте, о тыле, о настроении народа, а они — о положении в Англии, о цели визита Идена, о взглядах Черчилля, а больше всего о том, когда же будет наконец открыт второй фронт?
Свободное копирование
